На допросе Яков твердо отстаивал марксистские догмы. Но вынужден был признать, что фактически его вынудили сдаться в плен крестьяне, которые грозились выдать его немцам. Немецкие офицеры все интересовались, как кулаки и их дети, пострадавшие при советской власти, будут теперь сражаться за эту власть. Один из офицеров спросил Якова, не считает ли он, что «кулак защищал свою собственность в бывшей Русской империи, или же немецкий крестьянин защищает теперь свою собственность только потому, что он еще является собственником, у нас в Германии ведь существует частная собственность, а в России она упразднена». Сын вождя решительно возразил: «Вы забываете, кулак — это одно, а его дети совсем другое, они воспитаны в совершенно ином духе. В большинстве случаев дети отказываются от таких родителей».
Тогда немец ехидно осведомился: «Считаете ли вы, что последние годы в Советском Союзе принесли рабочему и крестьянину преимущества по сравнению с тем, что было раньше?»
«Безусловно!» — выпалил Яков.
«Но мы не видим здесь никаких поселков для крестьян и для рабочих, никаких фабрик с прекрасными цехами, — бесстрастно отметил немец. — Все здесь так примитивно, как не было в Германии даже при социал-демократическом правительстве».
Джугашвили в ответ использовал старый прием советской пропаганды: «Спросите их, как было при царизме, спросите их, они вам ответят».
«За эти долгие годы можно было сделать бесконечно больше, чем сделано, — заметил немецкий офицер. — Стоит только сравнить с тем, что было сделано в Германии за гораздо более короткий срок. Чего только там не было сделано для рабочего человека — во всех отношениях».
Яков возражал в духе «Краткого курса истории ВКП(б)» или, как мы сказали бы сегодня, в духе маоистской концепции «опоры на собственные силы»: «В России построили собственную промышленность. Россия почти ни от кого не зависит… У России есть все свое, может быть, это делалось за счет недовольства, за счет крестьян, за счет рабочих, и вполне возможно, что часть населения недовольна».
«Но для рабочего ничего не сделано, — перебил Якова капитан Ройшле. — Ведь всегда говорят: армия крестьян и рабочих».
«Эта самостоятельность ведь для них, — не смутившись, продолжал старший лейтенант Джугашвили, — самостоятельность — это значит собственная промышленность, а собственная промышленность — это все, все. Для них это делается, ибо плоды всего этого имеются уже сейчас частично, а недовольны потому, что у нас все это делается поспешно, у нас не было достаточно времени. У нас не было времени для того, чтобы раскачиваться, у нас не было времени для того, чтобы претворить в действительность все то, что было задумано, причем сделать это так, чтобы народ сам мог убедиться, на что тратились деньги, народ знает, на что шли деньги, на строительство».
Хитрый немец коммунистическим проповедям не поверил: «Но я видел эти же самые места 25 лет тому назад, во время Первой мировой войны. Тогда они выглядели более зажиточно. За 25 лет дома развалились; я знаю деревни, через которые я проезжал 25 лет назад, когда был солдатом, эти деревни сейчас пришли в упадок и обнищали. Как вы можете объяснить это?»
«Все, что вы здесь видите, — не смутился Яков, — бедная страна, здесь крестьяне не живут так богато, как, скажем, на Украине, на Северном Кавказе, в Сибири. Там хорошая, самая лучшая земля. Обратитесь к этим крестьянам, если вам удастся окончательно нас разбить. Спросите их, довольны ли они. Хорошо, вы хотите, чтобы я вам ответил. Война, в которую Россия была втянута англичанами и французами в 1914 году, эта война настолько ослабила Россию, что мы были совершенно разорены.
Неверно будет говорить о 20 годах строительства. Не было собственных кадров, не было технической интеллигенции, профессоров, учителей, за 10 лет нужно было построить промышленность и создать кадры. Разве это богатая интеллигенция? Я говорю о среднем слое интеллигенции, об учителях, крупные инженеры — это одно дело, другое дело средние руководители и инженеры, которых в России было мало. Очень мало! За 10 лет нужно было все это создать! Россия не имела никакой интеллигенции, никакой!»