Огонь поднимался все выше и выше, и казалось, что вся окружающая местность окунулась в яркий кроваво-красный свет. «Грегор» и «Игорь» в ужасе посмотрели друг на друга: огонь наверняка был виден на много миль вокруг. Минуты текли и текли, а самолет все не появлялся. «Грегор» облизывал сухие, потрескавшиеся, губы (Уайтинг постоянно заставляет своего героя делать так во время особо сильного волнения. —
«Грегор» среагировал первым. В тот момент, когда он начал свой бег к самолету, раздалась неистовая команда: «Стой!» Вслед за этим Нули застучали по траве вокруг них, словно дождь по жестяной крыше. Они обнаружены! Трассирующие пули прорезали воздух. Похожие на мириады красных, злых пчел, очереди чертили неровные линии в ночи.
«Грегор» бежал так, как он не бегал никогда прежде в своей жизни. Пилот заметил опасность и начал запускать моторы. «Грегор» увидел, как хвост самолета начал подниматься, и удвоил свои усилия. У него перехватывало дыхание, легкие грозили в любой момент лопнуть. Но он сделал это последнее усилие! Сильные грубые руки подхватили его под мышки и втащили в самолет. Как только он тяжело рухнул на металлический пол самолета, скорее мертвый, чем живой, машина начала подниматься. В страхе, что он не догонит самолет, «Грегор» не заметил, что ранен в руку. Летчики разорвали на бинты его белье и перевязали кровоточащую рану. Лучшее, что они могли предложить ему, это небольшую дозу морфия. Но «Грегор» не чувствовал боли; его мысли были рядом с бедными «Игорем» и Марфой, оставшимися на земле.
«Боже, — тяжело вздыхал он, сжимая голову здоровой рукой, — что же будет с ними?» И вслед за этим впал в уныние. Микрофильм! Он дал его спрятать «Игорю». У «Игоря» жизненно важная информация!
Несколько часов спустя «Грегор», переодевшись в мундир капитана германской армии, докладывал заместителю Гелена подполковнику Отто Шеферу. В мрачном расположении духа он признал, что жизненно важная информация все еще у «Игоря». И тут же внезапно вспомнил, что его собственные заметки при нем. «Грегор» немедленно попросил принести его гражданскую одежду, бритвой вспорол швы на куртке и достал свои карандашные записи. Триумфальным жестом он передал их своему начальнику, который поспешил уйти с ними.
Через несколько минут эти заметки были уже на столе у самого генерала Гелена, и мастер шпионажа приводил их в порядок, пытаясь осмыслить их значение. В это время капитан Мюллер, чувствовавший себя воскресшим из мертвых, ворочался в постели, полностью истощенный и даже не будучи в состоянии заснуть, снова и снова переживая то, что произошло в одиноком леске недалеко от Москвы всего несколько часов назад».
Кукридж рисует эпизод с эвакуацией «Грегора» иначе, в духе романтической любовной истории. По его словам, на прилетевший самолет никто не нападал. Зато «Игорь», вознамерившийся взять с собой Марфу и получивший на это разрешение от Гелена, опоздал вместе с ней к месту посадки самолета и появился на поляне в тот момент, когда машина уже взлетела в воздух и находившийся на ее борту «Грегор» отчаянно махал своему товарищу рукой.
В чем согласны и Уайтинг, и Кукридж, так это в том, что «Игорь» через несколько недель опять вышел на связь и получил приказ вместе с Марфой пробираться в Восточную Пруссию, однако туда так и не прибыл. Уайтинг утверждает, что сотрудники Гелена упорно молчат в ответ на вопрос о дальнейшей судьбе «Игоря» и Марфы, и высказывает предположение, что они все еще в начале 70-х работали в Москве на западногерманскую и американскую разведку.
Как мне представляется, наиболее правдоподобен рассказ Уайтинга. Вероятно, все так и было: обстрел самолета советскими солдатами, бедняга Мюллер, из последних сил бегущий к спасительной серебряной птице, «Игорь» и Марфа, из-за начавшейся суматохи не успевшие сесть в самолет.