Василий Суриков – великий сын земли сибирской

За 10–15 лет до самого крупного в Сибири XVII века вооруженного восстания против местных воевод – знаменитой Красноярской шатости – первые Суриковы обжились своими дворами в городе. Братья – казачий десятник Илья и казак Петр (Мамеев почему-то считает их отцом с сыном), а также, очевидно, Иван, стали заметными участниками этих событий. Из работы известного архивиста, крупного знатока Сибири XVII века Н.Н. Огноблина видно, что братья не сразу, как и многие красноярцы, определились, на чьей стороне выступать. В отличие от Петра Илья подчинялся законной власти в лице воеводы Дурнево (все-таки малый, но начальник). Правда, от активных действий против заговорщиков он воздерживался, ведь брат на втором этапе движения в 1697 году стал одним из руководителей восстания, в его доме разрабатывался план военной расправы с Дурново и его сторонниками, засевшими в малом остроге[5].

Нет сведений, что Суриковы, в первую очередь 38-летний Петр, пострадали за участие в шатости. Сказались их семейный в отношении власти раскол, да и умная политика первого воеводы Петра Саввича Мусина-Пушкина, вставшего на сторону красноярцев, а не корыстных и жестоких братьев-воевод А. и М. Башковских и С. Дурново.

Последующие десятилетия традиционной жизни сибирского казачества, до крутых перемен 1724–1728 годов, были бурными для Красноярского казачьего войска. Они участвовали после частичного увода джунгарами обитателей «Киргизской земли» в военно-карательных походах 1704–1705 годов против оставшихся князей енисейских киргизов, ставили в 1707 году Абаканский и в 1717–1718 годах – Саянский остроги.

Не стояли они в стороне во время очередной, второй Красноярской шатости, в 1717–1720 годах, когда казаки, посадские, крестьяне и ясачные люди города и уезда вновь отказались подчиняться воеводе Зубову за многие его «неправды». Так, Петр Суриков вместе с главным руководителем движения, своим братом дворянином Ильей Нашивошниковым – Суриковым, как показал на допросе 3 декабря 1718 года пеший казак Андрей Пушкарев, посылал письмо гарнизону Абаканского острога с призывом присоединиться к ним. Интересно, что и в этот раз на действия красноярцев вновь не последовали карательные меры. В конце XVII века молодой Петр I, побывавший за границей, ставил под сомнение законность действий старомосковской администрации. Во второй раз следствие и расправа с первым сибирским губернатором Н. Гагариным отодвинули на задний план крамолу Красноярска. Правда, как и прежде, спустя несколько лет, зачинщиков из казаков специально переводили служить с семьями в отдаленные остроги Забайкалья. По косвенным данным, кто-то из Суриковых пострадал[6].

Речь идет, в первую очередь, о подворной Ландратской переписи 1713 года, подушной переписи 1720 года. К сожалению, обе, особенно подворная, в плохой сохранности. По ним удалось установить, что серьезных изменений в жизни сибирского казачества до 1728 года не было. В Красноярске, по первой переписи, было три двора Суриковых: отставного казака Григория Сурикова, родившегося в 1650 году, пешего казака Петра и их родного брата, сына боярского Ильи Нашивошникова, у которого сменили прежнюю фамилию Суриков.

60-летний Петр жил отдельным двором со своими тремя взрослыми уже сыновьями: Михаилом 28 лет, Василием 19 лет и Алексеем 17 лет. Интересно, что «сказку» не владеющего письмом Петра по его просьбе подписал какой-то Суриков. Его имя, возможно, с отчеством, оказалось неразборчивым: осталась только последняя буква «В», возможно, это было «Иван».[7]

[123]

Двор пешего казака Петра Сурикова. И под опасением [смер]тные казни сказал, что он, Петр, – шестидесяти лет. Де[тей] у него: сын Михайло – дватцати восми лет, Василей – [девят]натцати лет, Алексей – семьнатцати лет, две[….] лет. А буде он, Петр, сказал что ложно и за такую [ложную] [скаску] указал бы Великий Государь казнить смертью. [….] […..] по велению по [….] его Петра Сурикова [….] [……..] в Суриков руку приложил.

[196]

Двор дворянина Ильи Нашивошникова. И он, Илья, под опасением смертные казни сказал: он, Илья, – пятидесяти шести лет. Детей у него: Иван – двадцати семи лет, Федор – четырнадцати лет. Дворовых людей крепосных: Осип – 20 л., Л[еонт]ей 30 л. и закладной [человек] Игнатей 14 л. У Ивана сын Петр – тринадцати недель, дворовой? 35 л. Сын у кего Семен 4 г…. К сей ск[аске по] велению отца своего Ильи Нашивошникова [сын его] Федор Нашивошников руку приложил.

РГАДА (Российский государственный архив древних актов, Москва). Ч. 350. Оп. 3. Д. 5537. Л. 14–15.