У самой лестницы, внизу, небольшого роста сторож, в форменном парусинном кителе, без шапки, поглядел на него вопросительно: "не прикажете ли провести куда?"
— Скажите, любезнейший, — спросил его Теркин, в ризницу можно теперь?
Служитель ласково и почтительно поклонился.
— Сподручнее, ваше степенство, после трапезы… Тогда и народу будет поменьше. стр.273
О ризнице он спросил из малодушного желания пойти посмотреть на что-нибудь просто любопытное. Он видел, что нигде в этих стенах не испытывает он отрады слез и умиления.
— Куда же идти? — вслух подумал он.
— Вы где же изволили быть? У раки преподобного Сергия?
— Был… И в Успенском соборе.
— Еще много, ваше степенство, кое-чего осталось…
Прикажете повести?.. В летнее время у нас в тринадцати храмах служат. Слава Богу! Есть где помолиться.
Тон у служителя был кроткий и как бы сказочный: он, видимо, сбирался рассказывать ему раз навсегда заученные пояснения, и самый звук его голоса действовал слегка усыпительно, так что у Теркина по затылку сейчас же пошли мурашки.
— Угодно-с?
— Пойдемте.
Они ходили с целый час вправо и влево; опускались и поднимались, посетив притворы, в низенькие, тесные, старинной постройки приделы; проходили по сводчатым коридорам и сеням, опять попадали в светленькие или темноватые церквушки; стояли перед иконостасами, могильными плитами; смотрели на иконы и паникадилы, на стенную живопись, хоругви, плащаницы, опять вышли на двор, к часовне с останками Годуновых; постояли у розовой колокольни, и Теркин, по указанию служителя, должен был прочесть вслух на тумбе памятника два стиха, долго потом раздававшиеся в нем чем-то устарелым и риторическим — стихи в память подвижников лавры:
Они на небесах, им слава не нужна, К подобным нас делам должна вести она!
И в ушах у него остался шум от пояснений служителя в парусинном кителе: "церковь сошествия Св. Духа, церковь преподобного Сергия, Рождества Иоанна Предтечи,
Введения Божией Матери, церковь Зосимы и Савватия, церковь великомученицы Варвары и Анастасии".
Когда служитель ввел его в темноватые сводчатые сени перед входом в ризницу и протискал к другому служителю, пускавшему народ только по десяти человек,
Теркин автоматично пошел по лестнице, с другими стр.274 богомольцами, и, сдавленный в этой куче двумя старушками в кацавейках, продвигался вдоль покоев ризницы, под пояснения иеромонаха, вздохи и возгласы шепотом старух. Против воли поправлял он малую грамотность в пояснениях иеромонаха, не мог помириться с его заученным тоном нараспев и в нос, резко отличным от того, как он говорил перед тем с другими монахами. В одном шкапу, пониже, за стеклом выставлено было современное вышивание какой-то высокой особы. Монах назвал особу по имени и отчеству. Теркин поглядел на вышивание и нашел, что оно самое обыкновенное. Сбоку, около его уха, старушка в кацавейке слезливо и умиленно выговорила с молитвенным вздохом:
— Пресвятая Богородица! Сподобилась, многогрешная! — и, кажется, хотела приложиться через стекло к вышиванию.
В голове Теркина все перемешалось, и еще более разбитый он вышел из сеней с чувством голода.
— Не угодно ли в просвирню? — спросил его все тот же дожидавшийся служитель.
Теркин во второй раз дал ему на чай. Тот довел его до просвирни и раскланялся низким поклоном.
В первой сводчатой комнате смазливый, улыбающийся служка, со взбитыми черными волосами, продал ему большую просфору.
Сбоку, на скамье, сидело семейство молодых иностранцев: двое мужчин и две девушки. Они громко смеялись и жадно ели куски мягкой просфоры.
Теркин поместился около них и стал усиленно жевать.
XXVII
— Купец! Купец!.. Со мной ездили!.. В Черниговскую! В
Гефсиманию!.. Рублик прокатайте! — кричал тот самый извозчик, что привез его к монастырю,
День хмурился… Теркин взглянул на небо. Собирался дождь. Идти пешком далеко, да и не было охоты… Может быть, там, в «скиту», он найдет что-нибудь совсем другое,
Из-за монастырской стены доносилось за ним карканье ворон и режущий крик стаи галок, чуявших перемену погоды. стр.275
Верх ободранной коляски был поднят. Он сел я спросил:
— Куда же сначала? Ведь есть еще Вифания?
— В Черниговскую допрежь… А там перейти мостик — и в скиту. Я с другой стороны к воротам подъеду. В Вифанию опосля угодим.
Ни расстояний, ни положений этих мест Теркин хорошенько не знал. В путеводителе он просмотрел кое-что, но не запомнил.
— Ну, в Черниговскую так в Черниговскую!
Коляска запрыгала и задребезжала по булыжникам шоссе вдоль улиц посада.
Им навстречу попадались то и дело обратные извозчики с богомольцами. Пыль врывалась под кузов и слепила глаза Теркину. Он смущенно глядел направо н налево, на обывательские дома и домики такого же покроя, как и в московских призаставных слободах. Заметил он не одну вывеску нотариуса, что говорило о частых сделках и векселях в таком месте, куда, казалось бы, сходятся и съезжаются не за этим.
Начал накрапывать дождик. Извозчик стегнул лишний раз свою разношерстную пару, и посад вскоре стал уже позади, а слева от дороги на открытом склоне высилась кирпичная глыба пятиглавой церкви.