Василиса Опасная. Воздушный наряд пери

Она опять протянула руку к моей голове, я отмахнулась, а в следующее мгновение Вольпина отлетела от меня шагов на пять, даже не вскрикнув. Она шлепнулась на спину и застыла неподвижно. Синие глаза закатились, между ресницами тускло поблескивали белки глаз, рот безвольно приоткрылся…

– Васька! Не дури! – Царёв схватил меня поперёк туловища, прижимая мои руки к бокам.

– Я ничего не делала! – завопила я, перепугавшись чуть не до обморока.

Быков бросился к лежащей Вольпиной, пощупал пульс, приподнял ей голову и прикрикнул строго и деловито:

– За медсестрой, живо!

11

– Это для неё? – Ягушевская приоткрыла коробку, разглядывая содержимое. – Дорогой подарок.

– Это нужно для занятий, – спокойно ответил Кош.

– Конечно, я так и поняла, – ответила она и понимающе улыбнулась. – Пей кофе, пока не остыл.

Барбара умела варить кофе. Было в этом какое-то непонятное колдовство – вроде бы и без заклятий, но только её кофе бодрил, утешал, приводил в порядок чувства и мысли. Кош сделал глоток и прикрыл глаза, пытаясь успокоиться.

Да, прежде всего надо успокоиться ему. Но как же трудно это сделать… Даже сейчас, когда вечер, и неугомонные студенты, наконец-то, почти угомонились. И когда двери кабинета Барбары заперты и запечатаны заклятьями, чтобы никто не подслушал, никто не помешал…

– Может, примешь антэроса? – спросила Барбара участливо. – Хоть немного, но поможет.

– Не поможет, – процедил сквозь зубы Кош. – Сама прекрасно понимаешь.

– Понимаю. Что ж, справляйся сам.

Он открыл глаза, уловив что-то странное в её голосе. Какое-то сомнение. Какое-то недовольство.

– Ты во мне сомневаешься? – он сделал ещё глоток, с наслаждением ощущая, как согреваются не только горло и желудок, но и всё тело. И даже лихорадка немного отпустила.

– Нет, не сомневаюсь, – она отпила из своей чашки, а потом покачала её, внимательно разглядывая кофейную гущу. – Я уверена, что ты всё сделаешь, как надо. А потом будешь об этом жалеть.

– Не буду, – Кош одним глотком допил бодрящий ароматный напиток и протянул чашку Ягушевской. – Погадаешь мне? Как раньше?

– Как раньше? – засмеялась она. – Когда это мы с тобой раньше по-стариковски коротали вечера за кофе с коньяком? Насколько я помню, ты всё время рвался спасать мир, тебе было не до меня. И не до моих гаданий.

– Ты гадала мне и Федьке, – напомнил Кош. – И налей просто коньяка.

– Может, лучше не надо? – спросила она, но уже взяла бокал и плеснула в него немного.

– Не бойся, не повредит, – хмыкнул Кош и выпил коньяк залпом, поморщившись и не закусывая.

– Как неинтеллигентно, – поругала Барбара и взяла его чайную чашку, покачав её вправо-влево, а потом опрокинула чашку на блюдце, вверх донцем. – Думаешь, это и правда не она? – спросила Ягушевская, прикрывая кофейную чашку ладонью.

– Это точно не она, – сразу отозвался Кош.

– Знаешь, убежден или хочешь верить? – мягкий голос Ягушевской успокаивал и расслаблял не хуже чудодейственного кофе. И коньяка в придачу.

– Она не способна на такое, – покачал головой Кош. – Это противно её природе. Жар-птица не совершает подлостей. Гадости – да, подлости – нет. К тому же, ты забыла, что я вижу ваши женские души? Насквозь вижу, – он прищурился, посмотрев на Барбару, и та невольно опустила ресницы, словно прячась от его взгляда. – Это не она. И это меня очень беспокоит.

– Кто-то из студентов? – продолжала расспрашивать Ягушевская.

– Мы всех проверили, кто был рядом, – Кош нахмурился, заложив руки за голову и откинувшись на спинку кресла. – Ни на ком не было следов колдовства.

– Загадочно, – произнесла Барбара после некоторого молчания. – А Вольпина? Почему Краснова так усиленно её подозревает?

– Вольпину сам проверял, на сто раз. Ничего на ней нет. Скорее всего, тут просто девичья зависть, – он усмехнулся и добавил: – И ревность. Она с чего-то вообразила, что я, вроде как, выделяю Вольпину.

– Тебя это забавляет, похоже, – невинно заметила Барбара.

– Что там в чашке? – Кош повернул разговор в другую сторону и проговорил-пропел: – Погадай-ка мне, гадалка, расскажи мою судьбу.

– Хорошо, изволь, – Ягушевская осторожно подняла чашку и поставила ее рядом с блюдцем, рассматривая потеки и пятна на фарфоре. – Вижу любовь, ваше бессмертие. Везде любовь – куда ни посмотри. И в прошлом, и в будущем. И ещё вижу страсть. Неутоленную, каторжную…

– Плохо гадаешь, – засмеялся Кош. – Так мне любая цыганка на улице скажет.

– И деньги возьмет, – в тон ему ответила Барбара. – А я – совершенно бескорыстно… – она мельком посмотрела в чашку и замерла, а потом нахмурилась. – А вот тут что-то странное, – она склонялась над чашкой всё ниже. – Птица… огненная… а вокруг неё – враги… Раз, два, три… четыре… пять… Пятеро врагов? Это в «Иве»? И, похоже, это прямо сейчас…

Кош сорвался с места быстрее, чем она успела моргнуть, и выскочил вон, обернувшись гепардом.

– Опять гепард, – пробормотала Ягушевская, хватая футляр с рогульками и бросаясь следом за ректором. – Сначала бежал гепардом от любви, теперь гепардом бежит к ней…