Взгляды. Кругом взгляды. Взгляд Миры, полный напущенной гордости и злобы. Взгляд Рэны, оглядывающий её рваные джинсы и вытянутую футболку - чей взгляд она больше всего ненавидела. Мира покончила с дружбой - Василиса это перенесла, но предательство Рэны было слишком сильным ударом в пах, чтобы это вынести, а затем смириться.
Взгляд матери Миры был на крайнем пике злости, чем напомнила Васе здорового пса на цепи, который лаял, брызгая слюной, но ничего сделать, не мог.
-Да это она, – подтвердила Рэна, пряча лицо.
Мать Васи недоуменно посмотрела на дочь, а затем смирно выслушала всю историю из уст Миры.
-Это она все сделала! Она меня побила, а все из-за глупой ревности к ее парню, представляете?! У меня в подтверждении есть доказательства.– Мира подняла майку, обнажив живот - на нем красовался огромный фиолетовый синяк.
Тут Вася не вытерпела и рассмеялась.
-Верю! Верю! - Вася залилась аплодисментами, отчего на нее покосились все присутствующие. – Отличная игра! Станиславский бы сказал – полный пилотаж! - мать сидела с каменным лицом лишь Вася знала, что ей стыдно. Ректор непонимающе вылупила глаза, а все остальные пооткрывали рты.
-На этом спектакль окончен! Слушать я этого не намерена. – Вася встала, как её потянули за майку вниз - это была мать. – Отпусти! – она с силой вырвалась и выбежала из кабинета. Крики ректора были слышны вплоть до того пока она не добежала до лестницы.
Василиса знала мать, ее выдержку, знала, что она все выслушает, и пообещает все исправить, если это возможно. Обычный деловой разговор, каких у нее за день в офисе десятки.
Третий этаж был пустым. Никого. Тем временем шли занятия, и она плюхнулась на кожаное сидение у первого попавшегося кабинета. Тут было все чрезмерно дорого: само здание, которое было культурным достоянием восемнадцатого века, в стиле классицизма с тонкими колоннами на крыльце; нутро университета, увешанное картинами и достояниями, как и студентов, так и педагогов; мебель, техника, о чем другие учебные заведения и мечтать не могли. Тогда Вася еще больше заскучала по обычному деревянному стулу, в котором хоть физически, но чувствовалась опора.
Руки тряслись, как у человека, не видевшего воды неделю. Она взяла ручку и лист. Писать было легче, чем рассказывать. Вася не струсила, нет. Это была ненависть: ненависть к доверчивому ректору, к каменной матери и двум бывшим подругам, а что-то говорить, для нее значило оправдываться, это она считала последним, что могла сделать. Почерк был неровным и корявым, он был таким всегда, но сейчас разобрать слова было крайне трудно. Последнее слово и жирная точка.
Снова тонкие узкие ступени лестницы, по которым студенты уже привыкли подниматься, и грядущий кабинет ректора. Уверенный стук, шаг вперед и полные удивления взгляды. Мать так и сидела на своем стуле, гордо держа струной спину.
-Стоять, Василиса! И не вздумай убегать! Иначе…– грянула ректор. Василиса со стуком положила листок на стол и приторно попросив прощения у директора, шаркая кедами, удалилась.
Она смеялась, громко, так что по стенам проходили мурашки эха. Затем подступили слезы, и различить ступени под ногами было невозможно. Ухватившись за перила, Василиса спустилась и выбежала из университета. На крыльце никого не было.
Путь до дома она до сих пор не могла вспомнить точно, лишь размытые дождем улицы, кругом грязь, ходячие зонтики, и мутная дымка в глазах от влаги.
***
Круги луж и мимо летящие машины. По обычаю у университета собрались толпы людей и словно муравьи метались с места на место. Солнце припекало голову, отчего Вася разрешила себе улыбнуться.
Еще издалека она услышала звонкий смех Миры и тихий Рэны. Крыльцо было занято только их компанией. Никто не мог сунуть туда нос, ибо мог навлечь себе кучу проблем.
Российские студенты разительно отличались от студентов других стран, но, как и там, и здесь были те, которые имели тяжелое влияние на многих. Это можно было бы назвать авторитетом, но авторитет - это уважение, а уважать Миру было крайне трудно. Половина студенток то и делали, что, либо ненавидели эту компанию, либо шли за ней по пятам. Те, что ненавидели, получили сполна. Не было открытой войны и неприязни, но Мира чувствовала возможное свержение и защищалась, как могла, унижая других. Теперь и Вася в этих рядах. Но ненависть не была открытой, она была там где-то в закоулках сомнения и бешенства.
Та большая часть, которая навязывалась в подруги к Мире, была любезно отклонена, но, несмотря на это, желание их не погасало. Для них Мира стала эталоном красоты и изящества. Так, думали они, боясь попасть в ряды тех, кто закрыто враждовал против нее.
Василиса теперь не оглядывалась по сторонам, кивая в знак приветствия, не махала с натянутой улыбкой каждому встречному студенту рукой, который здоровался с ней. В наушниках гремела музыка, она приближалась к крыльцу.
-Ах, кто же это идет? Неужели наша продавщица?! – вскликнула Мира, отвлекаясь, от объятий Паши.