Васильки (СИ)

Шёл Иван по улице широкой и чувствовал себя счастливым человеком. Нет ничего лучше покосившихся тёмных заборов, куриц, бегающих по двору, коровушек-кормилиц и лая сторожевых собак. По дороге зашёл он по старой памяти в конюшню. Прошёлся по небольшому ряду, поглаживая тянувшиеся к нему морды. Лошади Ванятку знали. Голоса его не пугались, не шарахались как от чумного, руки его любили и спокойно давали себя подковать. С пустыми руками Иван никогда в конюшню не приходил. Вот и сейчас он прихватил с собой буханку свежего хлеба. Разломил на куски и угощал щедро, подставляя под шершавые губы угощение на широкой ладони.

- Степан, я возьму Звёздочку? Хочу до поля прокатиться.

- А что же не взять? Бери, - откликнулся Степан, конюх здешний.

Звёздочка обрадовалась, что уж в стойле то весь день торчать? Поскакала бодро. Вынесла на поле луговое. Ваня спешился и побрёл неторопливо, держа поводья в руке. Трава луговая по пояс, колышется под лёгким ветерком. Бросишь взор, и объять не сможешь травяное море. Уже и донник цветет, репей около дорог цепляется, ромашки тянутся белыми головками к солнышку. И васильки. Васильки Ванюшка любил больше всех остальных цветов. Цвет у них необыкновенный.

Нырнул Иван в траву, лёг на спину и в небо уставился. Трава тёплая, щекочется приятно и васильки небо загораживают. Смотрит Ваня и видит перед собою глаза, а цвет у них чисто васильки. Почудилось, что ли? Приподнялся парень, глаза испуганно моргнули и в траве исчезли.

- Кто ты? – Вгляделся Ванятка, в длинных травинках мальчонка прячется. Смуглый, кожа под солнышком золотится, волосы словно шоколад. Сам пацанёнок тоненький, как тростинка.

- Васенькой кличут. А ты кто?

- Иван. Ты что здесь делаешь?

- К своим иду, – махнул пацан рукой куда-то в сторону.

- Шустро же ты идёшь, - усмехнулся Ваня.

- Как могу, - Вася губки поджал и от обиды захлопал ресницами длинными. Повернулся и пошёл, прихрамывая. Присмотрелся Ваня, а у мальчонки-то одна ножка короче другой. Стыдно ему стало, что ляпнул такие слова, не подумав.

- Подожди, Василёк! Садись, я тебя подвезу.

Подсадил он парнишку на Звёздочку, а сам сзади пристроился. Тронул лошадку, поехали они медленно и плавно.

- Ну, и где твои-то?

- Во-о-он там.

Глядит Иван и видит палатки разношёрстные. Цыгане. Как есть цыгане.

- Так ты цыганёнок?

- Типа того, - смеётся пацан. Повернул к Ванятке голову и смотрит своими глазищами васильковыми. А у Вани голова кругом идёт от глаз этих бездонных и аромата лугового. Млеет он от тепла хрупкого тела, прильнувшего к нему, да от золотой кожи.

- Васенька, приходи сегодня на речку вечером купаться.

- Приду. Туда, где мостик.

Довёз Иван мальчонку до палаток, спустил на землю и ускакал поскорее, пока цыганки его не углядели, да не принялись его охмурять и завораживать. Слышал Иван байки, что обведут они вокруг пальца, даже не заметишь. И погадают, и коня выманят.

Ехал Ванятка и вспоминал глаза удивительные. Васильковые. Скорей бы уж вечер. Увидеть Васеньку, парнишку чернявенького, который вдруг с маху запал ему в душу.

========== Глава 2.  ==========

        Отдыхать Ваня по общепринятым городским меркам не умел. Валяние на пляже, чтение книжек и просмотр телевизора считал пустой тратой времени. Отдых, по мнению Ивана, состоял в хлопотах по дому, огороду и саду. Бабка Матрёна на внука нарадоваться не могла. С утра и в сенях подметёт, и воду из колодца натаскает и кашу в печь поставит. А потом сидит во дворе да молоточком постукивает, либо ножиком детворе игрушки вырезает, а сам в это время с домашней живностью разговаривает. Считал Иван, что твари божьи язык человеческий понимают. Любил он Шакалу, псу сторожевому, истории разные рассказывать. Сколько побасенок Шакал от Вани за свою жизнь собачью переслушал, так и не счесть. Слушал пёс всегда внимательно. Сядет, морду набок склонит, язык розовый вывалит из пасти, и в нужном месте даже поддакнет. Гавкнет тихонько, типа соглашается. От Ваниного голоса даже куры в трансе сидели. Гусак соседский козни свои бесовские забывал. Когда Ваня в деревне был, люди спокойно по его улице ходили. Пернатая злыдня из-за угла ни на кого не нападала и за ноги не щипала. Ходил гусь важно, глазом косил в сторону Ванятки, а как тот оказывался на расстоянии вытянутой руки, бочком, бочком, да за забор. Уважал гусак соседа своего. После того, как Иван, глядя ему в глаза, тихо сказал, что пустит его вместо индейки на Рождественский стол, если тот свои козни не прекратит. Обладал, значит, Ванятка даром убеждения. Ребятню уличную вмиг мирил. Достаточно было ему только по носу легонько обидчику щёлкнуть, и тот сразу вину свою понимал. И дуться то на Ваню долго не получалось. Заботливый он был. Кровь, из носу пущенную по нечаянности своей, остановит, в бочке умоет и подарком одарит, машинкой или корабликом из дерева вырезанным, и обидчика, и пострадавшего. Чтобы никого вниманием не обойти.

А уж песни Ванины послушать девки с дальнего конца деревни прибегали. Ванятка песен-то много знал, даже романсы и арии пел.

- Ванечка, спой «Соловья», - просят иной раз девицы. – А мы тебе подпоём.