Ведь у надежды не может быть края.
Ты мне даешь ощущенье полета;
Пусть я, проснувшись, летать и не стану.
Я тебя слышу звенящею нотой
В струнах столбов – строках нотного стана.
Ты окунешься крылатою кистью
В мира палитру – от грусти до счастья —
В теплое море, в осенние листья,
В радугу, влажную после ненастья.
И это небо, промокшее синью
Ты, лишь на вдох в высоте замирая,
Ярко распишешь. И будет полынью
Пахнуть картина. Ты сможешь, я знаю.
Сжалось на лапке кольцо из металла.
Не поддаются стремленья учету.
Птица, конечно, бывает усталой,
Но на земле она ждет только взлета.
Птица в руках – как корабль на суше.
Дайте ей небо, смотрите – ей больно!
Сломаны клетки, распахнуты души —
Птица лишь в сердце останется вольной.
Прячешь напрасно ты взгляд под ресницы,
Ведь твоих глаз я уже не забуду.
Важно поверить в пугливую птицу
Как в окрыленное, светлое чудо.
Кто в этой жизни Свет, а кто – лишь Тень?
И выбрать нам дано: решить или решиться.
И чей-то путь Голгофой завершится,
А для кого-то и Голгофа – лишь ступень.
Что родится в строке, зашифрованной ноющей болью?
Чем закончится день – неужели молчаньем опять?
Значит, надо терпеть, задыхаясь, как ветром, любовью,
И стихами стонать, и надежду лелеять, и ждать.
Я боюсь не понять, что мне шепчет подсказчица – Совесть.
Я считаю шаги, пробираясь тропою Судьбы.
Я от страха устал, к неожиданным битвам готовясь,
И твержу слово «быть», и гоню роковое «не быть».
Нет покоя душе: ни в заоблачном мире, ни в этом;
То смеется она, то от боли стихами кричит.
И вокруг никого, кто помог бы мне мудрым советом —
Самому все решать, глядя в строгое око свечи.
Что творится со мной, мне порою не кажется странным.
Только, все же, течет по щекам, как нарочно, вода.
И луна, над листом наклонясь, как над свежею раной,
Сыплет звездную соль.
И не спрятаться мне никуда.
А у вас еще всё
будет —
У меня лишь в глазах
лужи.
Отпустите меня,
люди!
Ну, зачем я теперь
нужен?
Отчего сединой
крашен —
Я ли радостен был
часто?
Что же я не разбил
чашу,
Из которой хлебнул
счастья?!
Первый был, да вдруг стал
крайний.
Облетели мои
крылья.
Стал могилой мне ход
тайный,
Что к тебе, дурачок,
рыл я.
Сыпьте комья – уже
хватит.
Отсмеялся за всех,
видно.
Пусть Земля без меня
катит.
Как же мне за себя
стыдно.
Заберу я с собой
всю боль,
Чтоб она не зашла
с тыла.
Вам добуду Любви
вдоволь,
Чтобы счастья на всех
было.
Там мне будет не так
ново,
Мне ль бояться еще
круга?
Два крыла мне дадут
снова.
И еще – мне вернут
Друга…
Опять тишиной чьи-то чуткие струны задеты,
Из дома зовет неподвластное что-то уму.
И бродят по миру – как звезды по небу – поэты,
И бредят стихами, тревожа безмолвную тьму.
Под этим исписанным небом иссиня-чернильным
Поэтов находит Любовь, не давая им спать.
Поэтому есть у поэтов волшебные белые крылья,
Поэтому пишут поэты стихи, и умеют летать.
И тянут из крыльев чудесные перья поэты,
И, в душу макая, терзают листы облаков.
Вот так и живут – между былью и небылью где-то,
Вдыхая Любовь, выдыхая узоры стихов.
И стаи щемящих стихов поднимаются в небыль,
И острыми крыльями рифм рассекают эфир.
Понятным становится путь, кем-то пройденный в небе.
И чуточку лучше становится этот запущенный мир.
А крылья всё тают – не сразу заметишь подвоха, —
Распущены перья на строчек неровную нить.
И воздуха меньше для каждого нового вдоха —
Уходит Любовь, ведь не вечно поэтов любить.
Привычно шагнув из окна, и с обрыва, и с крыши,
Растерянно видит поэт все растущую твердь.
Иссякла Любовь, и поэт уже больше не дышит.
Его подбирает с земли равнодушная Смерть.
…Уходит поэт, в ослепительном солнце растаяв,
Плиту над могилой как дверь за собой затворив,
И тотчас сорвется стихов беспокойная стая,
Мгновенье – как вдох – в небесах за него покружив.
Такую открытку не стыдно
На полке в квартире держать.
Ее хорошо будет видно
И в руки захочется взять.
…Вот вечером, прямо с порога,
Усталый от многих забот,
Посмотрит на полку Серега,
Глазами открытку найдет
И кейс позабытый уронит,
И эту открытку возьмет,
И друга (меня, то есть) вспомнит,
И от умиленья всплакнет.
Средь путаных жизненных лоций,
В бессонницу и в холода,
Столь щедрую долю эмоций
Приятно доставить всегда.
Полдня я не спал и не кушал
(Потея, заметьте, при том).
Вложил я в открытку всю душу,
Бумагу вложил, и картон,
Фломастеров пачку истратил
(И нажил на пальце мозоль),
И после – а ну-ка, приятель! —
Принять сей шедевр изволь.
…Пока же в открытку Серега
С дурацкой улыбкой глядит,
Скажу по секрету вам строго
И чур! – чтобы все без обид.
Вы в спешке подарок искали
И тратили деньги. А я…
Слова здесь уместны едва ли.
Дарите открытки друзьям!
То ли в дреме, то ли в грёзе,
В ветку будто врос,
Черный ворон на березе
Мерз, повесив нос.
«Чем ты, Ворон, опечален? —
Я его спросил.
– Иль завьюженные дали
Вдруг лишили сил?»
Еще пуще леденея,
Ворон глаз открыл:
«Есть тоска еще чернее
Моих черных крыл».
«Что случилось, Ворон черный?» —
Снова я спросил,
Но остался он безмолвен,
Как я ни просил.
И ни слова больше Ворон
Не ответил мне.
Снялся с ветки черным вором
И исчез во тьме…