Васино преступление

— Теперь не то, что прежде. Прежде едешь в лес, рубишь… Пропадало много зря. Теперь в контору пожалуйте. Порубка нынче по плану, — рассуждал Федор, мужик с широким корявым лицом.

И нельзя было понять, что Федор находил лучше — прежде или теперь.

Вася плохо вслушивался в его слова. Всем существом был он в ожидании той минуты, когда войдет в их избу учительница. Задумался так, что чуть ногой под топор не попал.

— Чудной ты кой-то седни, Васька, — сказал, занятый работой, Федор. — Чисто спишь.

Вася не отвечал. Молча помогал он Федору пилить старые, подгнившие деревья и укладывать их на возок.

Работал, действительно, как во сне. И, как во сне же, шел рядом с Федором обратно. Шли за возком молча. Лишь изредка бросал Федор лошади: Н-ну, милая!

Вася думал об учительнице: "Может, уже и была. Говорила с мамкой". Охватывало острое беспокойство. Он поднял голову и посмотрел на небо. "Не-е… Только, може, классы кончились".

Его почти лихорадило от нетерпения и страха. Долго возился с укладкой дров, помогал Федору. Вышла Авдотья, стояла тут же, следя за укладкой. По ее спокойному виду Вася понял — не была еще.

Прошел еще мучительный для него час.

И вот вдали показалась фигура Веры Петровны. Она направлялась к ним.

От волнения лихорадка васина усилилась.

Веру Петровну Авдотья встретила без улыбки на строгом лице, и разговор их был не долог.

— Своих и учите, а мово не трогайте, — резким голосом говорила Авдотья. — Мужика своего отдала. Хлопец заместо мужика быть должон.

— Так ведь приказано всех ребят учить, — мягко говорила Вера Петровна. — И мальчугану только польза одна. Все ведь ребята нынче учатся. А он крепкий и с хозяйством управится.

— Нету на то мово согласия, — решительно и резко бросила Авдотья. — А без согласия не возьмете…

Учительница еще старалась ее убедить. Авдотья стояла на своем. Даже отвечать перестала.

Тогда Вера Петровна пожала плечами и вышла из избы. А вслед ей в избе раздался страшный, надрывный вопль. Катаясь по лавке, Вася, редко плакавший, вопил, как по покойнику. Он слушал весь разговор матери с Верой Петровной, забившись в угол возле печки. Увидав, что Вера Петровна переступила через порог, он с поднятыми кулаками и исказившимся лицом метнулся к матери, испустив дикий вопль. Потом, словно спохватившись, опустил кулаки и грохнулся на лавку, вопя и крича.

— Ишь, убивается, — говорила, стоя над ним, слегка озадаченная Авдотья. — Чисто зараза в хлопца вошла — книжка эта проклятая. Не привез бы покойник, не будь злом помянут, не знало бы дитё ее и вовсе…

— Господи, убивается, — жаловалась она подошедшей на вопли соседке.

Вера Петровна, давя в себе слезы, спешила домой.

— Какая тьма…

А Вася еще долго судорожно всхлипывал, и в нем рождалось недоброе чувство к матери.

Вечером, когда Вася задремал, Авдотья позвала бабушку Ненилу, деревенскую ворожею и лекарку, и она пошептала над Васей какие-то слова, которые должны были изгнать из него книжного беса.

— Хороший же работничек был, бабушка, — шептала Авдотья, наклонившись над темным, сморщенным старушечьим лицом. — А как эти книжки проклятые увидал, так и свету нет, окромя их. Чисто порченый стал.

— Это мы сечас, милая… Это сечас, — суетилась бабушка Ненила вокруг сонного Васи. — И пройдед бес, и забудет мальчоночка дурь всякую, и будет матери работничком опять ладненьким, — тоже топотом, шамкая беззубым ртом, бормотала Ненила. И все шептала что-то над Васей. А потом Авдотья долго поверяла бабушке Нениле свое огорчение.

— Ведь без мужика, бабушка, легкое ли дело справиться. Баба, рази она одна хозяйство поведет?! Рос себе малец-то, разумом господь не обидел, матери хорошо помогал. А тут — на тебе. Школа занадобилась. Жили-жили, десять лет без нее прожили — и на тебе. И, милая, — нараспев говорила Авдотья, — затосковал хлопец-то, так-то затосковал.

Можно бы и уважить малого, а хозяйство как, а? Без мужика ведь…

Авдотья вытерла прослезившиеся глаза и вздохнула.

Ненила слушала, поддакивая и охая, а когда кончила Авдотья, тоже зашептала:

— А ты не кручинься, не тоскуй. Пошепчу я малому разочек — другой, как рученькой снимет. Все так и сойдет.

На следующее утро Вася встал осунувшийся, бледный и молча принялся за работу. Чистил коровник, убрал корову, корму ей дал. Исполнял все, что приказывала Авдотья, а внутри все сильнее нарастало раздражение против матери.

Учительница не помогла. Вася вспоминал, как Авдотья чуть ли не крик подняла, каким резким и твердым был ее голос.

"В совет пойду жалиться" — налетало мгновениями решение. Потом это решение рассеивалось пред каким-то непонятным страхом.

И вот однажды, когда Вася околицами пробирался к школе, на которую так тянуло его поглядеть, он встретил отца бежавшего Гаврюшки Грихина. Он был пьян и шатался.

Это был прежде крепкий и злой мужик, широкий и плотный. Теперь он казался осунувшимся и постаревшим. В глазах его было что-то жалкое, а ноги плохо держали его вялое тело.

— Васька, ты куда идешь тута? С хлопцами что в школу не ходишь? Само время в школу. Годками враз подошел! — заплетающимся языком говорил он.