Васька

— Присаживайся, — сказал он, опустился в качалку и стал беззаботно раскачиваться. — Слышал свежую сплетню? Слушай, чего придумали. Будто с этих, как их, ну, которые на портике… ну, эти… да как же их… — Он пощелкал возле виска тонкими пальцами. — Ну, с квадриги бронзовой, которая на портике Большого театра, приказано хвосты обрезать. У всех четырех лошадей. Для Метрополитена не хватает бронзы… Покойной Валечке рассказать — жаловаться побежала бы… А я им: что там лошади, — он наклонился к Мите игриво, — у самого Аполлона собираются кое-что чик-чик… Ничего, а?

Николай Николаевич залился смехом. О покойной супруге вдовец скорбел, как видно, только на службе. Перехватив недоуменный взгляд Мити, инженер заговорил скорбно:

— Любила покойница матушку Москву, любила. В Столешниках церковь ломали — плакала, молилась… Христа Спасителя ломали, тоже плакала. Уверяла, что над собором кружится белый голубь. Его гонят, стреляют, а он кружит… Вот какая ерунда творится на семнадцатом году революции. Ну-с, к вашим услугам.

Митя показал глазами на даму.

— Ах, вот что! У нас секреты! Любопытственно!

Он отвел гостью в угол. Они долго перешептывались и препирались. Наконец она собрала в кошелку пустые бутылки, пнула шпица и пошла.

— «Жигулевского»! — напутствовал ее Николай Николаевич.

Чтобы не тянуть канители, Митя без предисловий подал инженеру письмо, адресованное Первому Прорабу. Чем дальше читал Николай Николаевич, тем медленней качалась качалка. На второй странице совсем замерла.

— От Енисея, — проговорил он, пораженный. — От Енисея до Москвы, а? Без денег и без документов? Вот уж действительно — русский народ способен преодолевать все и всяческие трудности. Послушай, а ты тут… Э-э-э… ничего не прикрасил, молодой человек?

— Я помнил, кому писал, — возразил Митя строго.

— Пардон… Невероятный случай. Тайны Лейхтвейса! А Чугуева действительно работница экстра-класса… Вспоминаю, она траншею копала. Я встал, балда балдой, и глаз не могу оторвать. Этакая массивная девица, руки — как ноги, перси — во! А лопату возьмет — глазам не веришь. Влюбиться можно! Лебедушка! Балерина Уланова! А Осип какой подлец! Мерзавец! Откровенный мерзавец! Ловко ты его! Отлично!

Николай Николаевич сложил бумагу и, как папироску, двумя пальцами протянул Мите.

— Надо добиться, чтобы ее простили, — сказал Митя.

— Если бы это удалось! О если бы это тебе удалось!

— Надо добиваться, — повторил Митя, упорно не замечая бумаги. — Одного моего заявления недостаточно. Мало ли чего могут подумать. Надо, чтобы меня поддержали.

— Ты прав, — Николай Николаевич положил бумагу на секретер поближе к Мите. — Мало ли чего могут подумать… Кого бы тебе присоветовать…

— Неужели некого?

— Как же, людей много… Надо подумать… Кстати, слово «незаменимая» — одно, а не два. «Не» надо писать вместе. Приставка «не»…

— Хорошо бы кого-нибудь из руководства нашей шахты, — грубо перебил Митя. — Я думал. Шахтком — молчун вечный, начальник — новый кадр.

— Новый кадр, новый кадр. Это ты верно. А что если толкнуться к этому, как его… к бывшему… К Лободе если, а? Кавалер орденов все-таки.

— Был. Лобода не желает. На весь свет обиделся.

— Так я и думал. Главой скорбен Лобода. Ныне и присно… Мы с ним вместе любовались, когда она траншею-то копала. Он ее и назвал Лебедушкой…

— Что Лобода! Тут нужно авторитетную кандидатуру. — Митя посмотрел на Николая Николаевича и усмехнулся. — Инженера бы хорошо.

— Где сейчас найдешь авторитетного инженера? — вздохнул Николай Николаевич.

— Инженера-производственника, — нахально гнул свое Митя. — Который понимает, что Чугуева незаменима— Не подскажете?

— Кстати, не забудь, исправь слово «незаменимая».

— С вашей бы шахты инженера. — Митя уже понимал, что Николай Николаевич не поможет, и смотрел на него откровенно издевательски. — К которому Васька стирать ходит и полы мыть в местах общего пользования…

— Веди себя, мой друг, вежливей. Ты не в шахте. Желаешь, чтобы твою петицию поддержал я, так и скажи.

— Я так и говорю. Я одного товарища заверил, что вы подписали.

— Напрасно. Еще раз садиться в лужу? Не собираюсь! Почему ты сам, за своей подписью не посылаешь?

— Сравнили… То я, а то инженер Бибиков.

— А инженер Бибиков не уверен, что за Чугуеву надо заступаться.

— Не уверены?! — Митя вскочил со стула. — Девчонка десяток профессий освоила, за бригадира стоит, а вы не уверены?

— Не уверен. У меня нет достаточной уверенности в том, что твоя петиция отвечает высшим законам исторической необходимости… И кроме всего прочего. — Николай Николаевич вздохнул. — Я. понимаешь, в жесточайшем цейтноте. Вот, полюбуйся, — он кивнул на подоконник. Там громоздились восемь пухлых папок, набитых бумагами. — Воспоминания строителей. Пока что — совершенно секретно… Тебе известно указание начальства — создать летопись Метростроя?

— Как же! Тут и мои воспоминания есть, — Митя ухмыльнулся. — Даже не одно, а два.

— Почему два?

— Одно написал от себя, другое — за Ваську.