Васка да Ковь (СИ)

Вот Васка мог быть непредсказуемым сколько угодно и не быть пугающим, потому как Ковь знала: Васка всегда удержится на краю, он твердо стоит на ногах, сколько б не корчил из себя прибабахнутого.

А вот Ложка как раз наоборот, прибабахнутый, который корчит из себя нормального. Только прибабахнутый может совершенно искренне забыть про труп в гостевой спальне, а потом дивиться - а с чего это он встал и пошел?

Ложка отчаянно ищет точку опоры для давно съехавшей крыши, почему-то приняв Васку за столб, за который можно уцепиться, который может оказаться спасительной подпоркой. Иначе - зачем бы он так старался помириться? Зачем терпел бы все Васкины заскоки? Выгнал бы весь их табор к Ха, сунув Васке под нос пресловутую двенадцатипечатную бумажку, и дальше бы горя не знал.

Но он забыл, как нормальность выглядит.

Он не удивился тому, как вернулся Васка, потому что раз это Васка - то все нормально.

Одного только Ковь не понимала. А она-то тут при чем?

А, нет, еще кое-что. Как он ухитрился незаметно оказаться за ее плечом и сколько он здесь уже стоит?

Она отпрянула тут же, как его заметила. Ложка невозмутимо закрыл окно с негромким, но каким-то исчерпывающим стуком.

Ковь как-то сразу подумала, что видок у нее еще тот: рожа красная, глаза слезятся, волосы встрепанные, широкий ворот рубахи полз на правое плечо... Нет, не так, не так принимает порядочная девушка загадочного мужчину с пронизывающим синим взглядом и аккуратно подколотой в пучок косой. Его-то одежда явно шилась на заказ, красиво облегает фигуру, изысканного черного цвета, аккуратно застегнута на все пуговицы. Они рядом - как древняя, покрытая пылью бутылка вина из подвалов и бутылек мутной самогонки со сколотым горлышком.

Ей бы хотя бы платье - как то, в котором она Кирочкин замок навещала. Прическу. И прочие штуки. А так... ну, скажет она сейчас все, что думает, но получится, что она его пилит, а не утонченно упрекает: как все-таки одежда может менять суть сказанного.

Ковь даже подумала, не поискать ли платочек, чтобы прижимать к глазам. Чтобы хоть что-то было. Но представила себя с кружевным платочком в руках и чуть не рассмеялась из-за нелепости картины.

Ну нет, родилась самогонкой - самогонкой и помрет. А что бабка самогонку как-то раз винишком разбодяжила - ну так от того, почитай, только нос и достался и проблемы.

Наверное, надо было что-то сказать.

- Че пришел?

Наверное, надо было сказать что-то вежливое, но эта мысль посетила Ковь слишком поздно.

Ложка едва заметно поморщился, мягко развел руками.

"Спрашивать".

- Ну? - Набычилась Ковь.

"Огонь и молнии - разные вещи".

- Вали. - Резко отвернулась Ковь. - Не твое дело. А я пошла картошку жарить.

Ложка как-то внезапно оказался между ней и дверью. Ковь попыталась его обогнуть - не тут-то было. Ковь, уже скорее из спортивного интереса, попыталась еще раз - снова не получилось. У Ложки оказались очень длинные ноги и не менее длинные руки.

Еще минут через пять она волевым усилием остановилась, понимая: вот-вот это превратится в беготню десятилеток вокруг стола, когда каждый уж и забыл, кто же водит. Глупо, хоть и весело. Она всегда рядом с ним ведет себя как ребенок, и он, кажется, привык и веселится вовсю, вон, улыбается краешком рта.

"Если хочешь, я готов взять у тебя басму", - склонил голову в издевательском поклоне.

- Это ты к чему? - Удивилась запыхавшаяся Ковь.

"Русалка на хвосте принесла, что стоит тебе кого-нибудь покрасить - и ему все прощается", - Ложка пожал плечами, - "Странно, но осуждать не буду: каждый имеет право на маленькие фетиши".

У Ковь почувствовала, как запылали уши. Остатки страха исчезли, растворившись в смущении.

- Сам такой! - Выпалила она и снова почувствовала себя десятилеткой.

Встретит Кирочку - уши ей надерет. Во трепло зловредное!

Ложка поймал ее взгляд, медленно завел руку за голову и вытащил какую-то шпильку. Пучок разрушился моментально. Он перекинул косу на грудь - любуйся!

Было чем: волосы на вид гладкие, на ощупь, наверное, чистый шелк, и серебристые прядки...

Ковь тут же руки за спину убрала. И лишь по кривоватой ухмылочке Ложки поняла, насколько жест оказался красноречивым.

- Пригнись-ка чутка. - Поманила она его пальцем, - Ну, поближе, поближе.

Он пригнулся, все так же мерзко ухмыляясь, а Ковь потянулась к нему, встала на цыпочки.... Скользнула рукой по щеке... и оттянула вверх и в сторону левый уголок рта.

- Вот теперь - симметрично! - Гордо заявила она, - Так и улыбайся.

Ложкины пальцы легли на ее пальцы, не дав разорвать прикосновение, и гулко забилось сердце в какой-то невозможной надежде... Но тут Ковь увидела - его пальцы не сильно-то толще, чем ее. У него руки хоть и крупнее, мужские, но красивые, холеные. Хоть и изломаны пальцы, и подозрительно припухли костяшки, но все равно совсем не то, что ее кривые, мозолистые культяпки... и ей вдруг стало отчаянно стыдно, что она тут вот так вот лезет своими кривыми пальцами куда не надо.

Она отступила на шаг, стряхнула его руку и, старательно не смотря ему в лицо, спросила - между прочим, от чистого сердца: