Я недоумевал: что приятного находит пеликан, когда у него в мешке копошится котёнок, да ещё такой непоседливый? Почему Бабурик, стоит только Ваське потереться об его клюв, сам его разевает, как будто приглашает: залезай, дружок, — не стесняйся! Потом я понял, в чём тут дело.
У пеликанов в их подклювных мешках иногда поселяются мелкие паразиты. Они раздражают слизистую оболочку, вызывают зуд. Случилось такое и с Бабуриком. Ему и было приятно, когда Васька, забравшись в мешок, почёсывает его изнутри.
Бывалые охотники говорят, что диким пеликанам в природе помогают маленькие птички ремезы. Они забираются в пеликаньи мешки и склёвывают паразитов. Пеликаны же будто бы нарочно приближаются к тростникам, где живут ремезы, и, открыв широко клювы, поджидают птичек.
Нашему Бабурику ремезы помочь не могли, — он жил среди людей. Зато мы теперь знали, — раз Васька стал часто забираться в рот к пеликану, — значит, нужно промывать ему мешок специальным лекарством. Так мы и делали.
Впрочем, Бабурик приглашал котёнка к себе в клюв и не только тогда, когда в нём чесалось, а и просто так — по привычке. Глядя на них, я часто думал: «Получится или не получится?..» Получилось! А что именно, — расскажу сейчас всё по порядку.
Как-то перед вечером к нам пришёл дед Лука. Пришёл попить чайку, поговорить. Старик был не в духе, да и было от чего. Его сын — бригадир кефального невода — сегодня проштрафился. С утра он со своей бригадой вышел в море, чтобы затянуть неводом большой косяк рыбы, но снасти оказались плохо подготовленными, лопнула одна из главных верёвок, невод спутался, и вся кефаль ушла из него. Дед Лука ворчал:
— Всё недогляд! Говорил ведь я своему Пашке: «Замени подборы, износились они у вас». «Ладно, — говорит, — потерпят ещё». Вот и дотерпелись! А дело-то получилось — балберка!
«Балберками» здесь называют поплавки для сетей, сделанные из коры осокоря, а дед Лука это словечко применял, когда нужно было выразить своё большое неудовольствие.
Мы уселись за столиком под старым инжиром. Это дерево возвышалось посреди двора, как широкий зелёный холм. Оно давало очень много тени и летом служило «столовой» для всех наших сотрудников.
После третьего стакана чая дед Лука подобрел и начал с интересом наблюдать за вознёй Васьки и Бабурика. Приятели опять были вместе на лужайке, недалеко от нас. Я всё ждал, когда котёнок залезет в рот к пеликану, чтобы показать своему гостю, как это у них получается. Старик ещё не видел Васькиного фокуса и не очень-то верил нашим рассказам. По мнению деда, пеликан, уж если что попало к нему в мешок, обратно не выпустит, а обязательно проглотит.
Но, как нарочно, Бабурик что-то не «приглашал» своего приятеля в мешок, а только добродушно похрюкивал и почёсывал клювом Васькину шёрстку. Я решил вмешаться в игру и, подойдя к пеликану, начал щекотать пальцами его мешок. Бабурик широко открыл клюв, — Васька тут же бесцеремонно полез в него. От стола послышался громкий смех старого рыбака, а я повернулся спиной к пеликану и с гордым видом пошёл обратно под инжир.
Вдруг дед Лука удивлённо умолк, а Ина выскочила из-за стола и закричала:
— Смотрите, смотрите!
Оглянувшись, я увидел, что Бабурик расправляет крылья. Сделав два-три взмаха, он оторвался от земли и начал набирать высоту. Его клюв был плотно закрыт, а растянувшийся подклювный мешок шевелился и дёргался, — в нём барахтался Васька, увлечённый своим другом в неожиданную воздушную прогулку.
Мы затаив дыхание наблюдали за полётом Бабурика. Он уже поднялся метров на сто от земли и делал широкие круги. Я опасался: котёнок, наверное, сильно царапается в мешке и… что стоит пеликану вытряхнуть его изо рта. Боялся я и того, что Ваське не хватит воздуха, он может задохнуться в закрытом клюве. Воздух, которым дышит сама птица, попадает к ней в лёгкие, минуя подклювный мешок. С земли нам трудно было судить о том, как обстоят васькины дела.
Но что же, однако, делать? Как заманить Бабурика вниз, на землю? Такого средства у нас не было. Я поглядел на лица девочек, — они стояли словно окаменелые. Мы же — взрослые — наоборот, перебегали с места на место, не упуская из вида парящего пеликана. Один дед Лука был спокоен. Он стоял посреди двора и, прикрывшись ладонью от солнца, с улыбкой смотрел вверх.
Плавный полёт Бабурика вдруг стал неуклюжим. Птица начала часто опускать голову и неровно махала крыльями. «Ну вот, — подумал я, — Бабурику стало невтерпёж от Васькиных когтей, сейчас он его выплюнет — тут и конец пострелу. Разобьётся ведь насмерть с такой высоты!»
Однако клюв пеликана по-прежнему оставался плотно закрытым, и птица снижалась. Мы неотступно следили за Бабуриком, стараясь угадать, где он сядет на землю. Но пеликан решил по-своему. Сделав последний крутой разворот, он начал планировать по прямой линии, быстро теряя высоту. Да куда же это он направляется? Батюшки, — на залив!
Я схватил стоящие у крыльца вёсла и побежал К берегу. За мной устремились жена и дочери. Даже дед Лука, несмотря на свои семь десятков, заторопился за нами, покрякивая и приговаривая: