Вассал и господин

Он пошел к себе за стол, не пригласив ни Бертье, ни Рене, ни Брюнхвальда. Не то было у него настроение. Попросил ужин у Егана. А тот сказал, что ужин еще и не готовил, так как занят был весь день.

И ругать его было не за что, хоть и хотелось. Потому, что это была правда, и все, что мог сказать Волков Егану, так только то, что просит его уже не первый раз найти ему слугу, а тому все недосуг. И Еган опять ему обещал слугу найти. Завтра же.

* * *

Сначала Агнес даже нравилось, что люди побаиваются ее кучера.

Сторонятся его, и стараются даже не смотреть лишний раз. Уж больно зверообразен был лик, да и весь вид Игнатия Вальковского.

Его истлевшая рубаха, его драные, широкие панталоны, черные, сто лет не мытые ноги, пугали людей. Но особенно пугала людей разодранная щека, чуть поросшая жесткой щетиной.

Но когда ему перед ночью, даже не открыли ворота постоялого двора, оставив их опять ночевать на улице, Агнес решила, что надобно ему вид иметь приятный. Не разбойница она, чтобы люди ее чурались, а госпожа. Пусть боятся, да кланяются, а не боятся, да разбегаются.

Позвала она его к себе, поглядела на него сначала долго, и даже рукой своею по щеке его провела, а потом и говорит, брезгливо пальчики платком вытирая:

— Грязен ты, как нищий на паперти, и смердишь так же. Как в первый город приедем, так в купальню ступай.

— В купальню? — удивленно переспросил кучер.

— А потом к цирюльнику. — продолжала молодая госпожа, кидая платок служанке. — Только вели ему бороду тебе не брить, пусть щетина на щеке отрастет, уж больно ты страшен дырой своей. А потом одежду я тебе справлю такую, чтобы знали все, что ты не разбойник и не зверь дикий, а кучер и конюх доброй госпожи.

— Как пожелаете, — отвечал Игнатий.

Вот только в одном был вопрос. Все мелкие деньги, кроме монеты в десять крейцеров, что были у нее, она потратила до гроша медного, и оставался у нее всего один золотой, да эта мелкая монетка. А гульден, он был старый, потертый от времени, и уже потерявший часть своей стоимости, дал ей ее господин.

И больше денег у нее не было. Но это почему-то ее не волновало. Ей и в голову не приходило, что она будет испытывать нужду. Она была уверена, что найдет денег столько, сколько ей надобно будет. Как? Того она еще не ведала. Но знала, что придумает способ. Деньги… деньги они у людишек водятся, а людишки… а людишки ее боятся. А значит, не будет она без денег.

Карета остановилась на перекрестке дорог. Там, на перекрестке, сидел мужик, торговал корзинами и деревянными башмаками.

И пока Игнатий, спустившись с козел, ходил и смотрел сбрую на лошадях и поправлял ее, Агнес вышла из кареты размять ноги.

Вышла, потянулась, выгибая спину, а потом, поглядев на деревянные башмаки, спросила у мужика:

— Далеко ли до Хоккенхайма будет?

— Денек еще ехать вам, госпожа, — с поклоном отвечал тот. Он указал на запад. — Туда вам ехать.

— А там тоже город, кажется? — Агнес приглядывалась к дороге, что вела на север.

— Истинно, госпожа, — говорил мужик, — Клевен вот-вот будет, три версты и он, но городок-то не большой, а если вам большой нужен, так дальше, в двух днях пути, если по реке ехать, и Фернебург будет.

— А что это за Клевен? — спросила Агнес.

— Городишко мелкий, хоть и со стенами, но Хоккенхайму не чета.

— А купцы, портные там есть?

— Эх, молодая госпожа, да куда ж без них-то, — засмеялся мужик, — купчишки они как клопы, без них никуда. Они везде заводятся. И портные там тоже есть.

Агнес повернулась и пошла к карете, на ходу кинув кучеру:

— На север поедем, в Клевен. Мужик говорит, что тут не далеко.

— Да, госпожа, — ответил Игнатий и полез на козлы.

* * *

Городишко Клевен был и вправду Хоккенхайму не чета. Город был мал, стены старые, ров давно зарос и осыпался, ворота перекошены, да и стражники на въезде, кажется, пьяны были. Видно, что город был не богат. Церкви без блеска, на улицах в грязи свиньи спят. Иногда и карете не проехать. Нашли трактир, там и стали. Вонь, тараканы пешком по столам ходят, не боятся. Трактирщик дремал, сидел, на забулдыг покрикивал, когда просыпался, а как Агнес увидал так засуетился. Побежал к ней сам, улыбался и кланялся. А та носик морщит, на тараканов глядит и фыркает. Еле он ее уговорил за стол сесть, собственным фартуком его протерев. И лавку заодно.

Она села, просила окорок, и пиво. Да спросила, оглядываясь с презрением:

— А с гульдена у тебя сдача будет?

— Не извольте беспокоиться, — заверил трактирщик. — Найдется.

— Так неси, тогда, — велела Агнес, нерешительно присаживаясь на край лавки.

— Слышал, дурень, бегом беги, — сказал трактирщик мальчишке-разносчику и для острастки дав ему подзатыльник.

— Ночевать тут не будем, — говорила молодая госпожа служанке, — не хочу, чтобы по мне тараканы ползали ночью, или клопы мной обедали. Вещи не разгружай, скажи кучеру, пусть идет купальню сыщет и цирюльника, да быстро все делает. Передай ему. — Она сунула служанке последнюю мелкую монету в десять крейцеров.

Остался у нее только старый гульден.