Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж

Свергнутая и опозоренная ханша Айгиль лежала на софе не вставая. Бледная, с осунувшимся лицом, еле живая. Она не хотела больше жить, и даже приглашенный по велению нового хана лекарь-табиб лишь разводил руками, пичкая несчастную медовым, с кровью гюрзы, зельем да отварами из самых разных трав. Змеиная кровь должна была выгнать желчь и вызвать волю к жизни, травы же – укрепить ослабленный организм. Похоже, убивать высокородную пленницу сейчас отнюдь не входило в планы мятежников. Унизить – да, но не убивать, зачем-то она им была нужна… или это просто Джелал-ад-Дин проявлял иногда свойственное ему благородство, сдерживая животные порывы своего склонного к садизму братца Саид-Ахмета?

– Ты должна радоваться, госпожа моя, – тряся длинной козлиной бородкой, увещевал лекарь – смешной, с морщинистым лицом и трясущимися руками, старик в длинном, расшитом забавными узорами халате. – Радоваться всему. Ибо без радости нет и жизни.

– Я бы радовалась, – едва слышно прошептала царица. – Да нечему… и вообще – скучно все здесь. Нет веселых пиров, праздников, песен…

– Нет песен? – табиб встрепенулся. – Так они скоро будут, моя госпожа! Известная многим танцовщица Ай-Лили завтра будет петь здесь по велению нашего великого и мудрого хана.

– Вот как? Ай-Лили… певичка…

– Она и ее девушки будут танцевать в саду… Их будет прекрасно видно и слышно с дворцовой галереи… думаю, великий хан разрешит вам… Я тотчас же похлопочу!

– Хлопочи, старик…

Едва лекарь ушел, как Айгиль спрыгнула с ложа и, словно юла, несколько раз повернувшись на правой ноге, азартно хлопнула в ладоши. Весь налет унижения и болезненной грусти слетел с нее в один миг… да и был ли? Ханы считали, что был. По их мнению, именно так и должна была вести себя оскорбленная и опозоренная царица – желать смерти и тихо страдать, что и делала юная ханша, с успехом водя за нос табиба. И Саид-Ахмет, и Джелал и все их советники оказались в плену заблуждения, заблуждения о восточных женщинах – покорных и ранимых скромницах. Вот только Айгиль-то такой не была! Что сейчас тщательно скрывала… до поры до времени.

Ах, шайтан и тысяча ифритов! Скривившись, негромко выругалась пленница. Спина-то саднила… все Саид-Ахмет со своей плеткой. Погоди, жирный ублюдок, еще посмотрим, как бы у тебя задница не саднила!

Весь день Айгиль, скрывая радость, тщательно продумывала планы, заранее прикидывая все, любую мелочь. С крытой галереи женского крыла дворца имелся выход в сад, и этим нужно воспользоваться… лишь бы на галерее не было лишних людей. А как их не будет-то? Ханский гарем, наложницы, евнухи – все народ, склонный к интригам, скандальный. Попробуй не пусти таких посмотреть на представление! Даже Саид-Ахмет – и тот бедным будет.

Так что со всеми этими людьми надо будет что-то делать… чтоб ничего не заподозрили, не заметили, не обратили внимание… Думай, Айгиль, думай! Да не забывай на людях вздыхать, и чем тяжелее, тем лучше.

Вчера в Сарай примчался гонец, проник в город, отыскав князя в порту, на персидском судне. Как отыскал? Сначала нашел Азата… помог какой-то дервиш. Вестник принес письмо, недавно доставленное ямской почтой, письмо то, написанное господином Федором, старшим императорским дьяком, было о векселях, о финансах, о всем том, что составляет кровь войны и с чем нужно было бы разобраться как можно быстрее. Вот только сначала спасти Айгиль. А в банкирскую контору князь покуда послал верного человечка – одноглазого Носрулло. Осторожненько поглядеть, осмотреться, на рожон ни в коем разе не лезть.

Такие вот были дела…

Взяв в руки большую «басовую» домру, Вожников тронул пальцами струны, отозвавшиеся вязким трансформаторным гулом и дрожью. Именно он когда-то и посоветовал Ай-Лили утяжелить саунд, чтобы басы и барабаны громыхали в унисон – и это сработало на все десять баллов! Вот и сейчас музыканты – домры, барабаны, бубны, свирели, дутары и прочее – репетировали в прежнем ключе, наигрывая что-то типа дискотеки восьмидесятых. Им бы еще усилители! Впрочем, и без электроники громыхало вполне прилично, к тому же – живой звук, без всяких искажений, и, уж тем более, без фонограммы. Кроме бессмертного хита «Белая верблюдица» за истекшие семь лет в репертуаре певицы появились еще много популярных песен и даже два мюзикла – «Сад гурий» и «Лейла и Меджнун». Первый – с обнаженными танцовщицами – больше нравился мужчинам, второй – про несчастную любовь – женщинам и девушкам.

– Ты главное струны не трогай, – Ай-Лили, подойдя, поморщилась. – А то ведь, как у вас говорят – слон на ухо наступил.

– Ну, допустим, не слон, а медведь, – обиделся Вожников. – Да и не собираюсь я играть, так, бэк-вокал и на подтанцовке. А, как народец разогреется, мы с Азатом да Онисимом потихонечку свалим на галерею…

– Лучше черным ходом идите, – оглянувшись на музыкантов, танцовщица понизила голос: – Который для истопников. На галерее-то гарем будет, охрана.

– Черным так черным, – покладисто согласился Егор. – Онисим, правда, у нас больно приметный, зато силен, как бык, – а сила может понадобиться.