Ватага из Сан Лоренцо

Что может быть прекраснее дружбы, особенно для того, кто в ней очень нуждается?!

После знакомства с санлоренцианцами слепой буквально преобразился. Прохожие удивлялись, видя, как ни с того ни с сего мальчик начинал смеяться; это нахлынувшая на него радость переливалась через край. Больше он не был одинок. Нандо чувствовал: дети с удовольствием находятся в его обществе, и теперь ему казалось, будто он ничем не отличается от своих друзей. Мальчик ждал их с нетерпением, и можно было подумать: он приходит к театру не просить милостыню, а на свидание.

Каждый раз, перед тем как подойти к Нандо, ребята останавливались возле кафе. Не желая доставлять излишних неприятностей гарсону, они подходили к витрине, подавали ему знак, и вскоре Чезаре выбегал на улицу с пирожным, уже завёрнутым в бумагу.

— Сегодня «безе», — говорил он, получая пятьдесят лир. — Я отложил самое большое.

Теперь ребята сами относили пирожное Нандо.

Но однажды случилось нечто непредвиденное. Нандо, держа эклер в руке, спросил:

— А почему вы никогда не едите пирожные? Если у вас нет денег, я не хочу, чтобы вы тратили на меня последние.

— Какие там последние! Денег у нас хоть отбавляй! — воскликнул Казначей и покосился на свою тетрадку, где в графе «расходы» уже выстроился целый столбец записей по 50 лир.

— Я не стану есть один, — сказал Нандо, — вот держите…

— Как тебе не стыдно! — воскликнул Казначей и, чтобы не лишить Нандо удовольствия, отважился на широкий жест.

— Знаешь, — сказал он, — глядя на тебя, нам тоже захотелось съесть по пирожному. Я сбегаю сейчас в кафе и куплю ещё шесть штук.

Для бюджета команды этот роскошный жест явился настоящим бедствием, тем более, что потом он неоднократно повторялся. За несколько дней касса почти опустела. Но тут Пертика внёс рациональное предложение.

— Давайте делить пирожные пополам, — сказал он, хлопнув себя рукой по лбу. — Тогда вместо шести мы сможем покупать только три: Нандо ничего не заметит, и мы сэкономим деньги.

Но, несмотря на эту уловку, в кассе вскоре осталось всего сто пятьдесят лир. Опустению казны способствовало ещё одно обстоятельство: видя, что мальчик разговаривает с друзьями, прохожие не давали ему милостыни, а потому перед уходом домой ребята клали в чашку деньги, но так, что Нандо даже не подозревал об этом.

Во время собрания команды на площади Сан Лоренцо Казначей объявил о постигшей катастрофе.

— Друзья, деньги на исходе, — сказал он. — Теперь для матча с командой Сан Джованни нам придётся купить резиновую камеру или довольствоваться тряпичным мячом.

Никто не жалел о том, что деньги были истрачены на слепого. Но вот поднялся Марко.

— Что за чепуха?! — возмутился он. — Какая там ещё камера?! Нам нужен футбольный мяч номер пять, такой, как принесли с собой санджованнианцы, когда пригласили нас. Кроме того, мы не можем играть с ними во дворе; нам нужно арендовать настоящую футбольную площадку: это же вопрос чести! До тех пор, пока мы не победим санджованнианцев, они будут считать нас слабцами. Нам необходимо достать две тысячи двести лир на мяч и пятьсот лир на площадку!

Все молчали. Эти тридцать ребятишек никогда не видели больших денег: их родители трудились много, а зарабатывали мало. Только отцу Джиджино удавалось сводить концы с концами.

— У меня есть сто десять лир! — воскликнул мальчик. — Я их охотно отдаю…

Казначей схватил деньги и тотчас же включил их в графу приходов.

— Но этого же мало, — покачал он головой. — Нужны тысячи лир, не сотни, а тысячи. Вы понимаете?

Все упали духом от этой ужасающей цифры.

После собрания у ребят было настроение, как после похорон.

— Ничего, не унывайте, — сказала Джованна, удаляясь с Джиджино и Марко, — всё будет в порядке, вот увидите…

— Вам, девчонкам, легко говорить, — буркнул Марко. — А мы рискуем стать посмешищем всего Рима.

— Пусть только попробуют! — воскликнул Джиджино. — Мы им покажем!

Джованна посмотрела на него с усмешкой: такой худенький и слабый, кому он может внушить страх?

— Замолчи, — обрезала она его. — Ты — трус. Зубри себе латынь и не суйся не в своё дело!

— Я не трус! — закричал Джиджино, сжимая кулаки. — И мне надоело выслушивать оскорбления!

— Перестань, не выводи меня из терпения, — мрачно произнёс Марко, которому сейчас было не до ссор.

Джиджино замолчал: если Марко хмурится, с ним шутки плохи.

— Я с удовольствием дал бы несколько сольди, — снова заговорил Марко, — но где мне их взять? Моего заработка не хватает и для дома.

— Ну, вот ещё! — возмутилась Джованна, беря его за руку. — Ты и так слишком много делаешь для команды.

Джиджино мучила зависть: на него Джованна всегда смотрела свысока, и он не мог слушать равнодушно, каким ласковым голосом девочка разговаривала с Марко.