Ватажники атамана Галани

— Не знаю. Он с каким то важным господином дружбу водит. Только с каким — нам не говорит. Мы б тебя может и не нашли, да ты нам сам дурачок весточку дал. Где ж это видано, чтобы бурлаки писать умели, да ещё так красиво и грамотно.

Лодка плыла вниз по течению. Ночь была безлунная. Небо затянуто облаками. Холодно. Забалтывая своих палачей, я пытался ослабить верёвки, чтобы в любой момент можно было достать кинжал, который был спрятан у меня в рукаве. Если получится, то у меня появиться хоть какой то шанс на спасение. Разрежу верёвки и прыгну в воду. В такой темени им будет нелегко меня найти или подстрелить. А даже если подстрелят, всё ж лучше, чем идти на заклание как жертвенный баран. Меня вдруг взяла дикая злость. Я дал себе зарок, что если выберусь живым, обязательно найду этих троих и устрою им развесёлую жизнь.

— Хватит разговоры городить, пора кончать фигариса, — зловеще сказал Фрол.

Он бросил вёсла на дно лодки, схватил меня и принялся привязывать к ногам тяжёлый камень. Я не сопротивлялся. Берёг силы.

— Это хорошо, что ты не визжишь как свинья, — говорил Измайлов. — Раз смерть неизбежна, надо принять её с достоинством.

Достойно умирать я естественно не собирался. К тому времени я сумел немного ослабить верёвки.

— Последнее желание есть?

— Развяжи меня и отпусти.

— Увы, не могу. Ещё что-нибудь.

— Можно я размозжу этим камнем голову Фролу. Жалко я его гадёныша не убил тогда на постоялом дворе.

Фрол взревел, как дикий зверь и пнул меня сапогом в зад. Я полетел в воду и стал стремительно погружаться. Мои лёгкие разрывались от недостатка воздуха, уши болели. Ногами я коснулся илистого дна. Вязали меня впопыхах и вместо того, чтобы связать руки за спиной просто прикрутили их к бокам. Благодаря этому мне удалось достать кинжал, невероятным усилием ещё больше ослабив путы и дотянувшись одной рукой до другой. Я перерезал верёвки, стянул сапоги и всплыл на поверхность. Там принялся жадно глотать воздух. Увидел выше по течению тёмный силуэт лодки. У левого борта стояли разбойники и смотрели в воду.

— Упокой господь его душу, — блаженным голосом церковного диакона произнёс Измайлов.

Фрол смачно плюнулся, но по обыкновению промолчал.

Глава VI

Холодная ночь на берегу. Как я добывал себе обед. Я возвращаюсь в Казань и попадаю в логово Филина. Подслушанный разговор. Я отправляю на тот свет Измайлова и возвращаю свои бумаги.

Я выбрался на берег, дрожа от холода. Мой кафтан остался у Измайлова со всем содержимым карманов, среди которого числились огниво, курительная трубка, кисет с табаком и кошелёк со всей выручкой от продажи «цезарианского тяжеловоза». А самое главное, за подкладкой кафтана были зашиты драгоценные бумаги, указ с печатью великого государя Петра Алексеевича, письмо воеводе Бахметьеву от его сиятельства Антона Мануиловича Девиера и рекомендация Матвею Ласточкину.

Я снял с себя мокрую одежду и провёл ночь, безуспешно пытаясь согреться, скача по берегу, аки юродивый. К тому времени, когда взошло солнце, я уже был готов отдать все сокровища мира за возможность разжечь костёр, выпить кружку горячего чая и выкурить трубку.

Утром я, наконец, увидел, где нахожусь. Стены и башни казанского кремля появились из утренней дымки выше по течению. Меня била дрожь. Живот завывал песню голодного волка. Неподалёку я увидел деревушку, небольшую, всего дворов десять. От неё вереница мужиков с лошадьми и сохами двигалась по тропинке в сторону не вспаханного поля.

Если бы я пошёл в деревню и попросил этих добрых людей о помощи, то наверняка бы получил миску щей и кусок хлеба. Но меня взял страх, что в деревне могли обитать люди, якшающиеся с ушкуйниками. За последние дни я уже два раза чудом спасся от смерти. Третий раз, скорее всего так не повезёт. Пока разбойники считают меня покоящимся на дне Волги — я в безопасности.

По этой причине я решился на дурной поступок. Воровать грешно, особенно у людей, добывающих хлеб насущный тяжким трудом. Но в данной ситуации у меня не было другого выхода.

Я увидел девочку с хворостинкой, гнавшую к реке гусей. У меня в голове сразу созрел план. Я сделал из ремня пращу, вымазался с ног до головы грязью и стал ползком подбираться к гусям.

Птицы почуяли меня, загалдели и, приняв угрожающую позу, стали наступать.

— Да чо это с вами!? — воскликнула девочка. — А ну, геть назад!

Она принялась хлестать их прутиком. Птицы недовольно гоготали, но слушались.

Я вскочил в полный рост, раскрутил пращу и метнул камень в ближайшего гуся. Тот замертво упал на землю, а девочка застыла на месте от удивления и испуга.

Я подбежал к гусю, схватил его за шею и бросился наутёк. Девочка, придя, наконец, в себя, дико завизжала.

Из изб повыскакивали бабы. Я услышал, как маленькая пастушка что-то быстро тараторит. Оглянулся назад:

— Чёрт! Чёрт! — закричала девочка, указывая на меня. — Он Михеича стырил! — Михеичем наверное, был покойный гусь.