Ватерлиния

Допустим, ради ментоскопирования. Может, потому и не вызвали до сих пор пред ясны очи. Это в-третьих. И то сказать, ментоскопирование вышло какое-то странное: минут двадцать в кресле мурыжили. Чего ради? Я в Центре на Сумбаве был знаком с одним мозгокопом, так он мне говорил, что для снятия ментограммы любой глубины нужны секунды, будь ты хоть гений, хоть последний кретин – аппаратуре без разницы. И еще тот долговязый шпак, мимо которого я прошел на посадочной палубе, как-то странно на меня посмотрел, вроде бы и неспроста… И вроде бы я его видел раньше пару раз. Он-то кто?

Петра я нашел на следующий день. В ремонтных доках Поплавка вахтовая карусель: сутки маешься – сутки твои, а иной раз и двое суток отдыха перепадут. Петр уставший, только-только вахту сдал, под душем отмылся, осталось стопку-другую на грудь принять или, может, еще девку поискать, какую почище, а потом выгнать стерву и баиньки. Я тоже не лучше: полночи кувыркания с Джильдой сказываются, и кошмары замучили, почти не спал. Снилось мне, будто Поплавок наш – не конус на полусфере, а вовсе куб, вдобавок куда меньших размеров, и в том кубе такая резня идет, что волосы дыбом. Потом кошмар пошел по нарастающей, да так, что я даже досматривать не захотел, проснулся в такой тоске, что хоть вой по-собачьи. На луну бы завыл – да нет луны у Капли. Поспишь с такими снами.

Петр и живет тут, возле доков, седьмая палуба ниже ватерлинии. Меня увидел – обрадовался.

– Живой? Тут говорили: пропал ты.

– Не надейся, – смеюсь. – Кто бы тебя поил? – И достаю из-под кителя ее, родимую, контрабандную, втридорога купленную. По земным меркам, то еще пойло, конечно. Однако никто пока не умер.

Петр с готовностью достает вторую. Ну, раз такое дело, в бар идти незачем.

– Ну, за твое возвращение, – говорит. – Повезло тебе. Удачных всплытий!

Я чуть было и ему того же не пожелал. А какие у ремонтника всплытия? Какие погружения? Обидится ведь, а это не по мне. Кто Петра обидит, того я сам обижу, не откладывая.

Уговорили мы одну бутылку, вторую уговариваем. Петр любимым делом занят: жалуется на жизнь, и глаза тоскливые, как у нищего. Про последнюю свою девку изложил в подробностях: «Холодно в том трюме, как в леднике, сто лет не чищено, отовсюду капает, сталактиты наросли, женщина подо мной ледяная, пуп на пуп не попадает» и «колготки я ей сгоряча пробил, а трусов там и не было» – а дальше, понятное дело, про свою Анну и про то, какой он подлец и какое мерзкое насекомое. Чем дольше он служит на Капле, тем охотнее впадает в меланхолию. Тошно слушать.

Раньше-то я его иногда расшевеливал. Ради такого дела не грех и поскандалить, и драчку организовать, если уверен, что тебя не сильно побьют. В крайнем случае просто рассказать байку посвежее. Но сейчас я не стал ему вкручивать про секс в гидрокостюме, а сразу перебил вопросом:

– Есть у нас в штабе капитан-лейтенант Андерс?

– В штабе четвертого отряда? – переспрашивает Петр, задумывается и моргает. – Точно, нет. А что?

– В оперотделе штаба погранфлотилии, – уточняю.

– А я почем знаю? Тебе это очень надо? – Я кивнул. – Тогда посиди тут, я спрошу.

Минуты через две он вернулся. Я и не удивился: Поплавок не вселенная, тут каждый человек на виду, и всегда найдется кто-то, кто знает.

– Нет такого в штабе, – говорит. – И не было никогда. А тебе зачем?

– Низачем. Ты у кого спрашивал?

– У Юкконена.

Ну да, думаю, верно, у кого же еще. Юкконен – бывший адъютант, и связи у него, наверно, остались. Информированный парень, полезный, хотя и нагловат.

– А где он сейчас?

– Да тут, рядом. С механиками собачится – блок цереброуправления, говорит, полетел. Да что тебе вообще нужно?

– Будь другом, – говорю, – сходи к нему еще раз и спроси, не знает ли он, откуда этот Андерс – такой блеклый весь, невзрачный, сонный как будто… – и все приметы Глиста перечислил, какие вспомнил.

Петр меня хорошо понимает – спорить не стал, пожал плечиком, пошел вдругорядь. Вернулся серый, лицо не на месте – я даже испугался.

– Ты что, влип во что-то? – спрашивает шепотом.

– Нет, а что?

– А то, что твой Андерс никакой не капитан-лейтенант, а подполковник контрразведки. Для чего он тебе?

– Не он мне, а я ему. Он-то меня на Поплавок и доставил.

– Ничего себе, – комментирует Петр. – Слушай, ты правда ни во что не влип?

– Клянусь, – говорю. – А если что, тебя за собой не потяну, будь спок.

Он махнул рукой: мол, «за кого ты меня принимаешь» да «пропадать, так с музыкой», но я-то вижу: обрадовался мой приятель. Ничего удивительного, я бы тоже обрадовался на его месте.