Ватерлиния

Маклуп вытер рукавом испарину.

– Шеф… – его шепот был еле слышен. – А вы… не ошиблись?

– Посмотрите у него за лацканом, коллега. Нашли? Так я и думал. Суньте эту гадость в какую-нибудь кислоту или бросьте в море… Впрочем, оставьте: это просто микрофон с накопителем. Если бы прошла передача, я бы знал. Наш бывший коллега был осторожен…

Маклуп икнул.

– Есть на Поплавке люди со здоровыми рефлексами, – медленно проговорил Шелленграм, разглядывая тело маленького картографа. – Служить Земле – это же на редкость неблагодарное занятие, вы не находите, Руперт?

– Господь с вами, шеф.

– Ну-ну. Я пошутил. Хотя Мухаммед вряд ли принял бы этот тезис за шутку. Видите ли, ему давно казалось, что его труды недостаточно оценены материально. Я совершенно убежден, что его вульгарно купили.

– Лига?

– Ну-ну, Руперт. Подумайте еще.

– Наша контрразведка?

– Естественно. Теперь Велич и его банда знают об Альвело значительно больше, чем следовало бы.

Инспектор по правам аборигенов медленно поднялся на ноги. Колени его вздрагивали.

Совершенно неуместно Шелленграм ощутил укол раскаяния. Словно вонзилась неглубоко тонкая иголочка – и сразу же выдернулась, не оставив ранки. Руперт Маклуп, мирный несчастный человек… Ихтиолог-любитель, бездарный чучельник, вызывающий симпатию и сочувствие… Удивительно, как это он пошел на вербовку. От скуки, конечно. Работа резидента-одиночки во Внеземелье, наряду с несомненными плюсами, имеет большой минус: приходится сколачивать команду из того, что есть под рукой…

Еще неизвестно, справится ли Руперт. Некоторые ломаются вот так – на безделице.

– Шеф, – внезапно севшим голосом проговорил Маклуп. – А тело… куда денем?

Вот он, ужас обывателя, влипшего в историю и сообразившего, что влип. Выполз…

Шелленграм вздохнул.

– Не мы денем – вы денете. Уничтожьте его, вы умеете. И, бога ради, перестаньте трястись!

– Может быть, в лифт, шеф, а? Смерть от сердечного приступа, нет подозрений…

«Справится», – подумал Шелленграм.

– В любом случае у Велича будет предостаточно подозрений, Руперт, – медленно произнес он, тщательно выговаривая каждое слово. – Признаться, его подозрения меня мало беспокоят. Я всего лишь не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что старый сентиментальный дуралей Гундер позволил предателю умереть столь легко. Предателям положено исчезать бесследно, это будит воображение и иногда отбивает охоту у других. А вы заметили – Мухаммед понял?

Маклуп кивнул, уронив со лба каплю пота.

– Но… как же?

– Над вашим потолком находятся броневая плита и гидравлические демпферы, а выше расположено днище одной из ракетных шахт. – Теперь Шелленграм заговорил в приказном тоне. – Мысль улавливаете? Осмотр шахты производится не чаще одного раза в сутки. Технологический лаз блокируется лишь на время взлета-посадки. Облачко пепла – и все. Вынести можно по частям. Вы ведь где-то жжете то, что не пошло на экспонаты и недостойно мусоропровода, не правда ли, Руперт? Почему-то мне кажется, что вы не варите мясо ваших рыбок-лягушек на спиртовке себе на обед. – Он улыбнулся. – Кстати, и по части расчленения у вас большой опыт, вам и карты в руки.

– Человека… – пробормотал Маклуп. – Не рыбу – человека…

– Не надо болтать лишнего, коллега. – Шелленграм встал, потрепал по плечу инспектора по правам. – Убежден, вы справитесь. Тут нет ничего трудного. Давайте-ка я помогу вам дотащить тело до ванны…

* * *

Вид океана завораживал.

Солнце. Не белое – желтоватое. В дымке. Не паляще-яростное, жгучее, как в тропиках, и не закрытое наглухо слоеным облачным пирогом, даже не угадывающееся, как в приполярных водах, – мирное, ласковое, похожее на земное. Шторм кончился. Поплавку, дрейфующему по воле ветров и течений в относительно безопасном умеренном поясе изредка случается пересечь «окно» в облаках, и тогда, редко более чем на час, клубящиеся стены отодвигаются к горизонту, а океан вспыхивает мириадами солнечных бликов.

Шелленграм убрал руку с поручня, посмотрел, как сохнет мокрое пятно. Уступ уже практически высох, четче обозначились потеки ржавчины, скользкая слизь застыла твердой коричневой коркой.

И то и другое исчезало на глазах – обшивка регенерировала себя.

Приспичило ей… Прямо сейчас.

Он стал смотреть на океан. Никто, кроме него, не маячил на верхнем смотровом уступе – кому захочется любоваться океаном под рев принимаемых и отправляемых терминалом «челноков» и ракет? – зато в полукилометре ниже не только смотровые, но и служебные уступы чернели от людей. Еще ниже лежал залитый светом океан, и пологие длинные волны, набегающие на Поплавок, казались переливами тонов на огненном бархате. Сновали буксиры. Вдалеке, натужно раздвигая волны, дуром пер танкер, налитый углеводородным топливом для всякой морской мелочи.

Не стоило торопиться вниз. В редкие часы ласкового солнца даже клинические агорафобы, обитатели сердцевины Поплавка, приходят в волнение, многие здоровые бросают работу, заранее наплевав на неминуемые штрафы, и во всей толще терминала не найдешь свободного лифта.