Ватерлиния

«Не преувеличивай свое значение. Тебя всего лишь намереваются устранить на всякий случай как «кукушонка». Боятся меня, резидента Федерации… если я все еще резидент и не выдан головой Величу… Между прочим из-за тебя».

«Я должен извиниться?»

«Хотя бы не задавай глупых вопросов…»

Зачем тратить слова, когда понятно без слов?

Только идти. Только бежать по гулкой коробчатой трубе в скудном дрожании аварийного освещения, а то и вовсе в темноте, пронизанной сквозняками, с разбега перепрыгивать пропасти вертикальных шахт или мухами ползти по их стенам, цепляясь за скобы в технологических желобах, бояться несущейся с сумасшедшей скоростью шальной лифтовой кабины… Что может быть понятнее попытки спастись?

Не понять другого, насущного: погружен ли еще Поплавок. Атака северян давно кончилась и, как видно, безрезультатно. Гидравлический удар вблизи эпицентра был бы слишком чудовищен, чтобы его не заметить. Пожалуй, пол давит на ноги чуть-чуть сильнее, чем следует, а это означает всплытие. И правильно: Поплавок не субмарина, он не должен делать без нужды то, что умеет делать плохо. Он всплывет вне зависимости от результатов погони и стрельбы внутри его – весь в потоках скатывающейся с уступов воды, в слизи раздавленных глубиной морских репьев, всплывет, пробив вершиной край ледяного поля…

Четверо убитых Менигоном. Облава. Безрезультатная перестрелка со спецназом, рикошетирующие от стен коридоров пули, падающий навзничь случайный андроид-рабочий, шипение металла при промахах из неведомо как попавшего в руку лучевика – словно плевки в расплавленный свинец. И бегство, бегство! Сначала по коридорам, затем по сети пронизывающих Поплавок лифтовых шахт…

Попытка прорвать кольцо.

Как видно, лифты были заблокированы если не по всему Поплавку, то по крайней мере в значительном объеме внутри кольца оцепления. Вернее сказать, сферы оцепления, поправил себя Шабан. Это облава. Матерому волку и неопытному волчонку придется проскользнуть за линию флажков, пробиться, продраться сквозь кусты и выстрелы, любым способом покинуть Поплавок, уйти в космос, в Ореол…

Даже после рассказов Винсента я плохо представляю себе, что такое Ореол, подумал он. Может быть, это место, где люди не убивают людей только потому, что боятся непонятного? Но в таком случае люди ли они?

Слаба надежда разобраться самому. Легко сказать – уйти в Ореол. КАК?

Винсент наверняка что-нибудь придумает. Но он молчит…

– Капсулу нам скорее всего не угнать, – размыслил вслух Шабан. – Кстати, и незачем. С ракетодромом тоже ничего не получится, так? Наверняка и флайдромы под усиленной охраной – я же пилот.

– Не сходи с ума, – на ходу посоветовал Менигон. – Ты пилот, но откуда им об этом известно?

– Тьфу, черт… – Шабан засмеялся, и шахта отозвалась эхом. – А ведь верно, я забыл. Хотя, – он помедлил, прежде чем сказать очевидное, – по правде сказать, у нас есть шанс уйти только на боевом флайдарте. Учебную «спарку» догонят и сожгут. А в боевой флайдарт двое не поместятся физически.

– Даже если очень постараться? – поинтересовался Менигон, не оборачиваясь.

– Я же сказал: физически!

Плюс к тому синдром Клоцци, подумал он. Да что синдром, наплевать на синдром, и без синдрома шанс покинуть Поплавок ничтожен. Если он вообще существует, этот шанс. Голый, круглый, наглый нуль.

Он давно уже не представлял, в какой части лабиринта шахт они находятся, но Менигон, по-видимому, ориентировался и здесь, иногда давая короткие команды. Лифтовые шахты хороши одним: здесь бывшего ведущего эксперта не обнаружат по имплантированному пропуску.

– Я верно понимаю, что флайдарты типов «Джокер-Т» и «Шершень» способны к выходу в открытый космос? – Менигон остановился столь резко, что Шабан налетел на него.

– Да, но ненадолго. Четыре-пять часов для «Джокера», полтора-два для «Шершня».

– Этого достаточно. Кстати, в ПВО Поплавка нет машин иных типов. Восемнадцать «Джокеров» и тридцать «Шершней», нам хватит… Теперь объясни, как ими управлять.

Шабан открыл рот.

– Ты серьезно?

Менигон тяжко вздохнул – трудно, мол, иметь дело с непонятливыми.

– Я просил тебя объяснить, а не задавать глупые вопросы. Итак, я влез, поместил свою задницу куда следует и присосал фонарь. Досюда я знаю. Дальше что?

– Выброси из головы, – твердо сказал Шабан. – Ничего не выйдет. Ты не понимаешь, что это такое. И я не полечу: уж если спасаться, так обоим, понял?

– Сказал? – ядовито осведомился Менигон. – Учти, я внимательно слушал. Теперь кончай словоблудить и рассказывай про управление.

Шабан тоже вздохнул. Трудно иметь дело с непонятливыми…

– Это невозможно объяснить, можно только научиться… ну, примерно так, как ребенок учится ходить. Или, позднее, плавать. Все равно с первого раза ничего не выйдет. Курсантов год гоняют на тренажерах, прежде чем доверить машину, и то учебную. Забудь.

– А без цереброуправления? – спросил Менигон.

– Тем более выброси из головы. Этому учатся весь оставшийся курс, до самого выпуска.

– Значит, полечу на цереброуправлении… справлюсь! Цыц! Заткни фонтан и объясняй. Я сел, вернее, лег, что дальше? Надо пристегиваться?