Ватник Солженицына

В действительности в лагере не планировалось никакого восстания, небольшая группа заключенных лагеря “Песчаный” (находился вблизи Караганды) намеревалась 22 января 1952 года пойти к руководству лагеря, чтобы просить его перевести некоторых других заключенных, которые сидели в карцере, … в обычный лагерь. … В связи с тем, … что Ветров представил подготовку всего этого как вооруженный заговор “бандеровцев”, … это привело к тяжелым последствиям»71.

А именно – по митингующим был открыт огонь на поражение. Сам же «Ветров» после данного инцидента был переведен в лазарет, что и явилось той самой мерой защиты от мести заключенных, которую Солженицын выклянчил у лагерного начальства.

Свою книгу о Солженицыне Арнау окончить не успел – 11 февраля 1976 года он умер от инсульта в больнице города Мюнхена. Некоторые результаты его расследования, в т.ч. факсимиле указанного доноса, были опубликованы во 2-м номере гамбургского журнала «Neue Politik» за 1978 год под заголовком «Советской службе безопасности. Сообщение провокатора Ветрова – он же Александр Солженицын. Из посмертных документов Франка Арнау»72.

Вообще, надо заметить, что из лагеря в лагерь Солженицын переходил подозрительно часто, и должности там получал, как правило, исключительно блатные.

Сам он, впрочем, склонен был объяснять свое редкостное везение умением правильно себя преподнести. «Архипелаг – это мир без дипломов, мир, где аттестуются саморассказом, – пишет он. – Зэку не положено иметь никаких документов, в том числе и об образовании. Приезжая на новый лагпункт, ты изобретаешь: за кого бы себя на этот раз выдать?»73…

Умение раскидывать чернуху Солженицын начал оттачивать именно в Калужском лагере, куда в январе 1946 года приехал с учетными карточками Гулага сотрудник «органов». «Важнейшая графа там была “специальность”, – вспоминает Солженицын. – И чтоб цену себе набить, писали зэки самые золотые гулаговские специальности: “парикмахер”, “портной”, “кладовщик”, “пекарь”. А я прищурился и написал: “ядерный физик”. Ядерным физиком я отроду не был, только до войны слушал что-то в университете, названия атомных частиц и параметров знал – и решился написать так»74.

Хитрован надеялся на то, что приберут его в какую-нибудь из «шарашек» – так называли в ту пору закрытые конструкторские бюро, где трудились заключенные. А в шарашках и маслом кормят, и люди в целом интеллигентнее – есть, с кем поговорить о счастье народном и прочей метафизике.

Повезло ему, что по указанной им специальности не пришлось поработать ни дня – иначе вскрылся бы обман, и не видать больше Солженицыну «блатных» должностей.

Здание «марфинской шарашки», она же п/я 37, НИИ автоматики, ныне – Концерн «Автоматика»

Однако на Райских островах побывать ему все же удастся – почти четыре года проведет он на них в тепле и сытости. Сначала в Рыбинске, в филиале КБ Туполева (ныне НПО «Сатурн»). Затем – в Загорске. И, наконец, – в Марфинской спецтюрьме в Останкино (НИИ автоматики), описанной в романе «В круге первом». В шарашках он используется по специальности – в качестве математика, работает библиотекарем и даже переводчиком с немецкого, хотя языка совершенно не знает. Много пишет и читает, заказывая книги… из самой Ленинки75, перед сном в наушниках слушает по радио музыку, в обеденный перерыв валяется во дворе на травке или спит в общежитии, а в выходные дни (их набиралось до 60), часа три-четыре играет в волейбол.

Кормили в спецтюрьме вкусно и сытно. По воспоминаниям товарища Солженицына по шарашке Льва Копелева, на завтрак можно было покушать вкусной пшенной каши и получить добавки; обед состоял из трех блюд: мясной суп, густая каша с мясом и кисель; на ужин – запеканка. Хлеба выдавали по 500 граммов в сутки76.

Вечера зеки коротали «над стаканом дымящегося шоколада» («дымящийся шоколад» фигурировал в ранних изданиях «Круга». Позднее по совету своей жены Натальи Дмитриевны Солженицын заменил шоколад на какао77, чтобы не выглядел быт советских заключенных совсем уж вольготным, а то уж прямо ни дать, ни взять – Версаль какой-то).

В общем, «бациллы» хватало.

И вдруг 19 мая 1950 года лафа закончилась. Солженицын был этапирован в Бутырскую тюрьму, откуда в августе был направлен в Степлаг – особый лагерь в Экибастузе. Чем же объяснялась столь внезапная перемена участи?

В «Архипелаге» Солженицын предложил героическую версию своего расставания с шарашкой: «Я вдруг потерял вкус держаться за эти блага. Я уже нащупывал новый смысл тюремной жизни… Казенную работу нагло перестал тянуть. Дороже тамошнего сливочного масла и сахара мне стало – распрямиться»78.