Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Военная операция, начавшаяся весной 99-го, не получила мандата ООН; в Совете безопасности ее не поддержали Китай и в особенности Россия. Цели воздушной кампании оказались достигнуты, и сербские войска были выведены с территории албанской автономии. Политическое же решение этого кризиса выработано не было, в 2008 году Косово провозгласило свою независимость в одностороннем порядке.

Оба лидера «оппозиционного соглашения» не разделяли линию Гавела на однозначную поддержку НАТО, а в мае 1999 года министр иностранных дел Чехии Ян Каван и его греческий коллега Георгиос Папандреу составили совместный план урегулирования, который предусматривал приостановку авиаударов. План был отвергнут генсеком НАТО Хавьером Соланой, а Гавела разозлило то, что правительство предприняло этот шаг без консультаций с ним по конституции – верховным главнокомандующим. В ноябре 2000 года французские журналисты спросили Гавела, считает ли он успешным исход косовской операции. Он ответил:

Я никогда не был любителем бомбардировок. И если международное сообщество избрало этот путь, то не потому, что было столь воинственным, а потому, что никто не нашел лучшего способа достигнуть нужной цели.558

Именно риторика Гавела во время косовского кризиса создала, вероятно, самый известный из приклеенных к нему ярлыков. Речь идет о знаменитом словосочетании «гуманитарные бомбардировки». Сам Гавел никогда им не пользовался, его придумал в 2004 году близкий к социал-демократам сенатор, а затем депутат Европарламента Рихард Фалбр, соединив два разных фрагмента из статьи, вышедшей в апреле 1999 года в газете «Le Monde». В своем публичном ответе Фалбру экс-президент написал, что не мог не только придумать, но и просто использовать этот термин, потому что у него «есть вкус»559. Однако фраза приклеилась намертво и приписывается Гавелу постоянно. В 2018 году, на митинге перед сербским посольством в очередную годовщину начала авиаударов один из лидеров чешских социал-демократов Ярослав Фолдына заявил, что «Карел Чапек придумал слово робот, а Вацлав Гавел придумал совершенно абсурдные слова “гуманитарные бомбардировки”»560.

«Хорошая возможность промолчать»

Но еще более спорной, чем поддержка бомбардировок Югославии, была та роль, которую Вацлав Гавел сыграл в 2003 году при вторжении Джорджа Буша младшего в Ирак. «Я думаю, что Саддам Хусейн и его режим представляют большую угрозу для многих народов, но в первую очередь для своего собственного, и что международное сообщество не может быть к этому равнодушным», – говорил Гавел в беседе с американскими медиа в сентябре 2002 года561.

«Я думаю, неслучайно мысль или намерение сопротивляться этой опасности пользуются большей или более заметной поддержкой в странах, которые пережили тоталитаризм, чем, например, в Западной Европе, которая уже давно тоталитарных систем не имела. Этот наш, особенно чешский с Мюнхеном и политикой умиротворения, опыт уступок злу», – настаивал Гавел уже зимой 2003 года562.

30 января Гавел присоединился к так называемому «письму восьми» в поддержку интервенции, подписанному Тони Блэром, Сильвио Берлускони, премьер-министром Испании Хосе Марией Аснаром, премьер-министром Португалии и будущим главой Еврокомиссии Жозе Мануэлем Баррозу, премьером Венгрии Петером Медьеши, премьером Польши Лешеком Миллером и премьер-министром Дании, будущим генсеком НАТО Андерсом Фогом Расмуссеном. Через несколько дней свет увидело аналогичное «Вильнюсское письмо», где с политикой США солидаризировались представители Литвы, Латвии, Эстонии, Румынии, Болгарии, Албании, Македонии, Хорватии, Словении и Словакии. Оба письма были своего рода ответом на позицию Франции и Германии, которые выступали против военного вмешательства.

Несложно заметить, что Гавел – единственный среди подписантов «письма восьми» не был главой правительства, да и президентские полномочия сложил уже через два дня после выхода воззвания. Реакция на его подпись была самой разнобразной. Комментатор журнала «Respekt» назвал ее «красноречивой точкой» гавеловского президентства, добавляя, что благодаря Гавелу, «как много раз прежде, Чешская республика выглядела лучше, храбрее и увереннее в себе, чем в реальности»563.

Напротив, Жак Ширак тогда назвал поведение восточноевропейских лидеров «безответственным» и заявил, что они «упустили хорошую возможность промолчать»564. А журналист Якуб Паточка спустя тринадцать лет заклеймил письмо как «один из постыднейших документов в истории современной европейской политики»565.