Вацлав Гавел. Жизнь в истории

В это же время Гавел начинает работать над другой пьесой, которую закончит только в 1976 году (впервые она будет поставлена лишь в 1981-м в Австрии, а чешская инсценировка состоится еще десятью годами позже). «Гостиницу в горах» можно считать апофеозом как ключевой темы Гавела – кризиса человеческой идентичности, так и его излюбленного приема передачи реплик от персонажа к персонажу. Один и тот же набор героев проговаривает один и тот же набор фраз, но если в первом акте они кажутся еще как-то связанными с произносящими их людьми, то дальше связь теряется, а само действие становится предельно механическим.

Пьеса вызвала у зрителей и критиков разные отклики. Впоследствии Иван Гавел будет вставлять отрывки из рецензий в свои письма Вацлаву, сидящему в то время в тюрьме, и мы к этим рецензиям еще вернемся. Но пока можно зафиксировать: в «Гостинице» автор довел до апогея принципы абсурдного театра и именно этой пьесой закончил свою карьеру абсурдиста. Все следующие работы Гавела, пусть они и носят подчас следы его прежнего стиля, к театру абсурда уже не относятся.

Осенью 1972 года Вацлав Гавел примыкает к петиции чешских писателей президенту Свободе – о помиловании политических заключенных. Гавел, разумеется, не только подписал ее сам, но и стал собирать подписи. Их оказалось немного, по подсчетам Павла Когоута – всего тридцать шесть. Милан Кундера ответил отказом. Ладислав Фукс в качестве причины для неучастия назвал свою гомосексуальность, которая, разумеется, серьезно осложняла жизнь писателя в социалистической стране. Несколько человек отозвали свои подписи постфактум.

Пивоваренный завод. Пьесы-ваньковки

Гавел – пивовар

Зимой 1974 года Гавел устраивается разнорабочим на пивоваренный завод в Трутнове, неподалеку от Градечка. Решение довольно неожиданное и самим Гавелом объяснявшееся исключительно нуждой в деньгах. О материальных проблемах он пишет, например, в письме Альфреду Радоку в декабре 1973 года.

Тут можно напомнить, что основу благосостояния Гавела с 60-х годов и до бархатной революции составляли иностранные гонорары. Деньги проходили через государственное агентство «Dilia», а в руки Гавелу попадали в виде бон для «Тузекса» – специализированной сети магазинов, напоминавших советскую «Березку». Это подчас создавало сложные в бытовом плане ситуации: Гавелы покупали в «Тузексе» дорогие импортные товары, но для Ольги могла стать проблемой покупка хлеба или молока в ближайшем магазине. Чтобы получить обычные чехословацкие кроны, приходилось продавать боны друзьям.

Даниэль Кайзер пишет, что в самый удачный свой год Гавел получил 90 тысяч тузексовых бон. Одна бона стоила примерно 5 крон, а средняя зарплата в стране в это же время составляла 1700 крон в месяц. В начале 70-х годов, однако, Гавел перестает сотрудничать с агентством «Dilia» и закрывает счет в государственном банке. С этого момента он будет получать гонорары напрямую от Клауса Юнкера. Но не будем забывать, что первая половина 70-х оказалась для него в творческом отношении крайне неудачным периодом. Ни одну его новую пьесу в западных театрах не ставили уже несколько лет.

С начала 1974 года Гавел ищет работу. Нашел было место в типографии, но за день до выхода на работу договор разорвали по «звонку сверху»; от места в галерее античного искусства он отказался сам. В июне Гавел пишет письмо Юнкеру, чтобы рассказать о своем трудоустройстве на пивоварне: «Это место я взял в основном по финансовым причинам, хотя эти причины не были единственными. Вдобавок зарплата невелика, и полагаться только на нее мы бы вряд ли смогли»173.

Пивоваров, кажется, забавляло, что их странный товарищ ездит на работу на красном «мерседесе» – треть зарплаты Гавел тратил на бензин. С насмешкой, но одновременно и с сочувствием относились они к тому, что он с непривычки мерзнет в заводском подвале, где было всего 6 градусов выше нуля. С другой стороны, все они радовались, когда на пивзавод приехала сама Марта Кубишова. Надо сказать, что на самых черных работах бок о бок с Гавелом работали цыгане. В наше время они представляют в Чехии крайне изолированную этническую группу и служат объектом жесточайшей массовой фобии обычных чехов. Не лучше обстояло дело и в социалистической Чехословакии, где дружба народов только провозглашалась, однако Гавел нашел общий язык и со своими цыганскими товарищами.

Косвенным доказательством того, что причина была не в деньгах, может служить тот факт, что через девять месяцев Гавел с трутновского пивзавода уволился и больше устраиваться на работу не пытался, хотя его положение с западными гонорарами никак принципиально не изменилось.