Ватутин

Ровно через час машина бежала по хорошо укатанной, еще не размытой весенним паводком дороге. Вот и Валуйки. Когда-то маленький уездный городок, а теперь мощный железнодорожный узел. Даже огненный вихрь войны не смог окончательно уничтожить, изменить знакомые с детства места. Машина съехала с отрогов меловых гор, и перед взором генерала открылись вспученная вешними водами река Валуй, заречный простор с черными корявыми кустами и знакомыми до боли вербами. Вон и поворот реки, перекат, где он пацаном удил рыбу. Правда, теперь там переправляются по понтонному мосту танки. Но все равно картина знакомая. Вот и дорога, по которой не раз ходил из Валуек в Чепухино. По ней же вернулся домой, когда лишился стипендии в коммерческом училище. По ней мать в лютую стужу носила ему, больному, за двадцать верст домашнюю снедь, по ней ушел он в армию.

Мама, милая мама. После смерти отца, деда Григория, тяжелой болезни, приковавшей к постели старшую сестру, в отсутствие служивших в армии Павла и Николая она не пала духом, не опустила маленьких натруженных рук, а, взвалив на плечи непосильный груз, несла его безропотно и терпеливо. Это была не рабская покорность, как любят сейчас выражаться некоторые публицисты, а высокая сила духа, нравственная чистота, до которой многим из нас, нынешних, расти да расти. В колхозе она была лучшей дояркой, потом поварихой в детских яслях, и везде рядом с ней шла трудовая наследственная слава Ватутиных. В любви к труду, в приверженности высокому чувству долга воспитывала Вера Ефимовна не только своих детей, но и малышей, с которыми возилась в детском саду, яслях. Пришел из армии Павел — и семье стало легче, подросли Афанасий, Семен. Николай уже с первого командирского жалованья купил сестре Матрене швейную машинку, и она до сей поры обшивает всех домашних и односельчан. Ежемесячно посылал родным деньги, в голодные годы отдавал последнее, чтобы спасти семью. Он помог любимице Лене поступить в медицинский институт, немало сил и энергии потратил на младшего брата Семена, уговаривал мать переселиться к себе. Вера Ефимовна приезжала к сыну не раз и в Киев, и в Москву. Дивилась красоте городов, богатству генеральской квартиры, хоть и не было в ней ничего, кроме казенных вещей. Любила проехать с сыном-генералом в блестящей черной машине, повозиться с внуками, но остаться навсегда категорически отказывалась.

— Что, ты, сынок! — вздыхала она. — Как же я без Чепухино. И хата там, и земля наша, и могилки родимые. Работа також держит. Здесь у тебя и делать нечего. А я без работы не могу. Не работают только мертвые... Ты уж позаботься о братьях, сестрах. Им оно нужнее...

Вот и сейчас, в первом после долгой разлуке письме, мать спрашивала о братьях. Что сказать? Воюют братья, пишут друг другу письма. Павла не видел давно и даже не знал, что тот наблюдал за ним издалека несколько месяцев назад. Генерал Ватутин инспектировал одну из дивизий, где в строю артиллеристов стоял его брат, наводчик Павел Ватутин. Старший брат с любовью и гордостью смотрел на младшего, но постеснялся даже товарищам сказать о своем близком родстве с командующим. Николай Федорович же, не зная этого, просто уехал в другую дивизию. Брат Семен сообщал, что служит в танковой бригаде на одном с ним фронте. Но пока братья списывались, выбирали время для встречи, Николая перевели на другой фронт. А вот Афанасия видел. Получив после излечения в госпитале краткосрочный отпуск, он заехал на двое суток к брату. За крепким чаем, хорошим ужином, быстро организованным Митей Глушаковым, братья просидели всю ночь. Вспоминали родителей, сестер, которых война собрала под крыло матери. Афанасий показал изрезанное рубцами предплечье, где еще сидел осколок, и Николай Федорович чувствовал, как комок подкатывает к горлу. После памятного падения в голодный год с дерева Афанасий хорошим здоровьем не отличался, но сейчас тянул суровую лямку сапера. Что это такое — генерал знал. Под огнем неприятеля, в ледяной воде держать на своих плечах бревна строящегося моста или на ощупь рыскать по напичканной минами нейтральной полосе... Как хотелось ему тогда предложить Афанасию место в штабе, но не повернулся язык, ибо был уверен — откажется брат. Так и написал матери, не скрывая ничего. А та в ответ только попросила: «Ты уж последи за ними, Коля».

Когда Николай Федорович увидел первые дома родного Чепухино и на косогоре хату деда Григория, слезы невольно навернулись на глаза. В хате его конечно не ждали. Вера Ефимовна сидела за ткацким станком, Матрена стрекотала на швейной машинке. Средняя сестра Дарья — счетовод колхоза — что-то писала, приткнувшись у лучины. Лена подметала пол. На печке звенели детские голоса, поблескивали глазенки ребятишек. В хате расположились остановившиеся на постой солдаты. Вот они-то и подняли суматоху при виде вошедшего в комнату генерала. Сестры заголосили в один голос, кинулись обниматься. Николай с трудом отбился от них и шагнул к матери. Вера Ефимовна обняла сына, и слезы обильно потекли по ее коричневым морщинистым щекам.