Ватутин

— Мне не придется. Начальником Генерального штаба назначен генерал армии Жуков. Ему и доложишь подготовленный материал. Я возвращаюсь в Управление боевой подготовки. Ну, рад встрече с Георгием Константиновичем? А ведь он крут, не в пример мне.

— Не буду скрывать, рад. Но и с вами жаль расставаться. Не знаю, выиграет ли дело от такой быстрой перемены начальников Генштаба...

— Ну, не нам это решать, — нахмурился Мерецков. Генералы тепло попрощались.

Новое задание предстояло выполнить в сверхсжатые сроки, но не это беспокоило Ватутина, его озадачило то непонимание, которое он встретил в Наркомате путей сообщения. Уже первое сравнение своих материалов с документацией железнодорожников показало явное несоответствие. По данным НКПС, положение с железными дорогами было чуть ли не блестящим. В диаграммах и справках пестрели цифры: длина путей достигла в 1940 году 106,1 тыс. км; грузооборот вырос по сравнению с 1913 годом в 6 раз и тому подобное. О том же, что наша сеть во многом уступает по пропускной способности той, которая создана предполагаемым противником, скромно умалчивалось. В ответ на недоуменные вопросы Ватутина и его помощников работники наркомата либо отмалчивались, либо ссылались на указания своего наркома Л.М. Кагановича. Несмотря на явное давление со стороны представителей НКПС, Николай Федорович решил свой доклад строить на основе объективных данных.

1 февраля, на следующий день после своего прибытия, новый начальник Генерального штаба вызвал к себе своего заместителя. Николай Федорович немного волновался, но, увидев знакомую плотную фигуру за письменным столом, успокоился. Жуков сосредоточенно читал какой-то документ, и настроение у него, судя по всему, было хорошее.

«Тоже побрился наголо по моде», — улыбнулся про себя Ватутин, вспоминая блестящие, как бильярдные шары, головы Тимошенко, Кулика, Павлова, Голикова...

— Здравствуй, Николай Федорович! — Жуков встал из-за стола и, пожав руку Ватутина, предложил сесть рядом. — Рад тебя видеть и передать привет из Киева. Тебя там помнят и, что странно для генерала, даже любят. Меня так больше побаиваются, а вот любить, не знаю... Я же Киев полюбил всей душой.

— Да, прекрасный город.

— Ну, хватит лирики. — Лицо Жукова приобрело обычное строгое выражение. — Буду просить у тебя первое время помощи. Ты ведь старожил Генштаба и вообще в штабной работе собаку съел.

— Какой там старожил, меньше года работаю.

— По нынешним временам это большой срок. Шапошников и Мерецков тебя хвалили, да я и сам видел, как ты подготовил документы к военной игре. Значит, освоил.

— Это не моя заслуга, а всего комсостава. Особенно хорошо работали генералы Василевский и Маландин.

— Слышал о них как об отличных генштабистах, скоро сам познакомлюсь в работе. Ты можешь не скромничать, твою работоспособность и знания я оценил еще в Киеве. Дел очень много, не тебе говорить, в какое тревожное время живем. А недоработок хватает, в том числе и в Генштабе. Я вот сразу обратил внимание, что ни у Генерального штаба, ни у наркома и командующих видами и родами войск не подготовлены командные пункты на случай войны. Как будем управлять войсками, передавать директивы, получать и обрабатывать донесения с фронтов? Да и Ставки Главного Командования не существует, не решен вопрос о ее структуре, составе, размещении, аппарате материально-технического обеспечения. Думаю поднять этот вопрос на совещании у наркома. Ты, кстати, готов к совещанию?

— Так точно, доклад по состоянию транспортных коммуникаций на Западе готов. Разреши доложить?

— Пока не стоит. Оставь, я сначала почитаю сам. У меня все, Николай Федорович. Каждое утро жду твоего доклада. Пока подумай, какие еще острые вопросы Генштаб не ставил перед правительством.

На следующий день доклад Ватутина проходил в более нервозной обстановке. Жуков был недоволен.

— Что-то уж больно мрачная картина у тебя нарисована, — проговорил он, нахмурив брови. — Насколько я помню, по данным штаба Киевского округа и Наркомата путей сообщения, все не так уж плохо. Нарком явно будет недоволен. Я уж не говорю о правительстве.

— За каждую цифру могу ручаться головой, — покраснел Ватутин. — Считаю просто необходимым доложить истинное положение дел, а не фантазии железнодорожников. Извини, по-другому не привык.

— Не кипятись! Голова мне твоя не нужна, не нужно и вранье. Изволь доказать свою правоту.

Николай Федорович молча разложил на столе документы, и генералы углубились в работу. В пять часов утра Георгий Константинович перевернул последний лист бумаги, отложил в сторону карандаш и удовлетворенно улыбнулся:

— Спасибо, Николай Федорович. Все цифры и выводы безупречны. Будешь докладывать первым и знай: я тебя поддерживаю полностью...

Совещание состоялось в конце февраля 1941 года.