Вавилон

– Любви я не противлюсь, Гедека. Напротив, нынешняя весна словно околдовала меня. Но стоит мне подумать о любви, как меня охватывает недоброе предчувствие – что, если наш дворец посетит владычица подземного царства и унесет с собою персидского князя? Он не в силах долго противиться судьбе. И тогда для меня наступит самое ужасное, отчего уже теперь леденеет сердце. Нет, смерть меня не страшит, но я не хочу умереть, не избавившись от проклятия. Оттого не смею я радоваться, хотя в сердце моем расцветает весна. Оттого боюсь признаться, что втайне жду своего господина, жду, как светильник, в котором вот-вот зажгут пламя… и замираю при мысли, что Набусардар, возвратившись, велит казнить Устигу.

– Ну а если б ты верила, что он дарует ему жизнь?

Нанаи глубоко вздохнула.

– Ты могла бы больше верить Непобедимому. Набусардар – человек чести, и если он обещал помиловать Устигу, можешь ему поверить. Уезжая, он наказывал нам беречь Устигу как зеницу ока – иначе всем несдобровать.

– Какую тяжесть ты снимаешь с моей души, учитель! Ведь с тех пор, как я отдала Устигу в руки солдат Набусардара, совесть беспрестанно мучает меня.

– Поверь, – продолжал скульптор, – для него самого выгоднее сохранить Устиге жизнь. Но спокойствия ради попроси его об этом еще раз сама.

– Я на коленях буду его просить, развяжу ремни на его сандалиях, буду целовать его ноги и просить… просить…

– Конечно, он не откажет тебе; поверив твоей любви, он исполнит любое твое желание. Я говорю так, потому что знаю его. Но будь осмотрительна, не пробуди в нем подозрений…

Гедека замолчал и вдруг спросил нерешительно:

– Или, быть может, ты любишь Устигу?

– Давно, очень давно, не ведая об Устиге, я отдала свое сердце Набусардару, мой добрый учитель, но не смела поверить своему счастью: меня терзало сознание того, что я обрекла на смерть своего спасителя. Я отклоняла уверения Набусардара, боясь, что он нарушит свое слово. Но ты убедил меня, я верю его благородству, и мое сердце открыто для него.

Когда распахнулись ворота борсиппского дворца и стража приветствовала Набусардара, ничего не подозревавшая Нанаи гуляла по аллее парка. Она читала жизнеописание царя Саргона Аккадского.

В глубине парка, любуясь своим отражением в зеленой воде пруда, стоял веселый бог Таммуз – бог цветов и рощ. Нанаи любила этот уголок, он напоминал ей о бескрайних равнинных просторах, раскинувшихся в окрестностях деревни Золотых Колосьев. Две высокие оливы за бугром были будто из родной Оливковой рощи. Пальмовая аллея рождала воспоминание о пальмовых рощах, окружавших пастбище. Здесь она всегда чувствовала себя спокойно и просто, как дома, и в порыве благодарности сыпала к подножию изваяния бога Таммуза блестящие ракушки. Видно, жертва эта была приятна богу, потому что он все время улыбался.

Но не только ракушками услаждала Нанаи божество. Она читала ему о героях и о влюбленных, пела у его ног вдохновенные гимны, сложенные в честь любви. Вот и теперь, устроившись на берегу пруда, она читала ему вслух о великом Саргоне.

– «Мать моя происходила из древнего, знатного рода, отца своего я не знаю. Я Саргон, могущественный царь. В городе Азупирану, что лежит на берегу Евфрата, носила меня моя мать, происходившая из знатного рода, и родила меня тайно. Она положила меня в корыто, обмазанное земляной смолой, и пустила его по реке. Течением принесло меня к Акки, водолею. Тот усыновил меня, воспитал и обучил садоводству. Мое усердие пришлось по душе богине Иштар, и стал я царем и правил сорок пять лет».

Видишь, Таммуз, – прервала свое чтение Нанаи, – богиня Иштар была благосклонна к Саргону и сделала его царем. И меня полюбила Иштар. Она и ты, любящий брат ее, – мои покровители. Только не знаю, какой жребий она мне уготовила. Ты, бог Таммуз, к твоим стопам сыплю я самые красивые ракушки… Не можешь ли ты выведать у нее, что меня ожидает? Я принесла бы тебе драгоценных камешков. У меня их полные сундучки. Сам Набусардар велел подарить их мне. Он думал развеселить меня, а они меня ничуть не радуют. Если бы знать, что впереди, – вот это была бы радость. Посвяти меня в тайну будущего, Таммуз, в чьей власти украшать цветами голые ветки, а нежные цветы превращать в сладкие плоды! Открой, и я добавлю к ракушкам камень лигир, делающий глаза зоркими, оникс, который предохраняет тело от огня, яшму, которой боятся звери, ясный, как солнышко, янтарь.

Нанаи смолкла и услышала журчание воды, бежавшей из канавки в пруд, но ответа Таммуза не разобрала.

Тогда она снова обратилась к нему:

– Открой мне, останусь ли я в этом дворце или еще вернусь к своим белым овечкам.