Вавилон — 17. Нова. Падение башен

— Вот оно! — закричал Джон. — Это я и видел! Поэтому я и боялся плыть обратно.

— Он идет сюда, — сказал Эркор.

— Он уже здесь, — сказал Джон.

Под поверхностью воды мерцал фосфоресцирующий диск. Второй Рыбак поднял гарпун.

— Что это? — спросил он.

— Какой он на этот раз? — спросила Петра.

Нечто неопределенное, сверкающее, размером с судно плыло почти в трех гребках от них под самой поверхностью воды.

— Я хочу посмотреть, — сказала Петра.

Второй Рыбак вдруг нырнул и исчез. Джон и его родитель, держась за киль, ушли под воду, где можно было лучше видеть.

В воде Джон увидел Второго Рыбака, подплывающего к огромной светящейся полусфере, которая покачивалась вдали. Второй Рыбак остановился почти рядом с полусферой.

— Не могу понять, что это такое, — сигнализировал он.

— Это огромная медуза, — сказала Петра.

Второй Рыбак вытянул семизубец, вонзил его в оболочку и тут же вынул. Медуза быстро двинулась. Щупальца, свисавшие с нижней части мешка, переплелись наверху, как нити. Тело раздулось и всплыло боком. Два щупальца били по воде, пытаясь ухватить Второго Рыбака, который отплывал подальше.

— Ох, — сказала Петра, — это опасно!

Родитель Джона, стоя на палубе, выкрикивал команды гребцам. Судно повернулось к медузе, плавающей сейчас на поверхности.

— Давайте покончим с этой штукой навсегда. Сосредоточьтесь, — сказал Эркор. — Вот он…

Они почувствовали, как Петра тянется мыслью к пульсирующей туше. Вот он…

Когда щупальца обхватили ее, а она снова и снова втыкала копье в сочащуюся оболочку, она ощутила, что мозг Джона присоединился к ее мозгу. Вот он…

Судно протаранило медузу; оболочка разорвалась, вонючий фонтан взлетел вверх. Медуза почти перевернулась, щупальца бились над водой. Одно из них схватило Второго Рыбака.

Вдруг медуза ушла под воду. Голова Второго Рыбака поднялась на поверхность, трясла семизубцем, венчающим череп, и смеялась.

Частота колебаний Джона была от трех до шести, когда он плыл сквозь облака раскаленного газа.

Повышение. Кто-то идет. Приближается. Они прошли один сквозь другого, и частота понизилась.

— Привет! — сказала Петра. — Вы имеете какое-нибудь представление, где мы?

Кто-то прошел сквозь Джона и Петру. Эркор.

— Мы на полпути между поверхностью и центром звезды вроде нашего солнца, — сказал он. — Обратите внимание на странность элементов вокруг.

— Они превращаются один в другой, — сказала Петра.

— При такой температуре (где-то около трех четвертей миллиона градусов) вы тоже превратились бы, будь вы атомом, — сказал ей Джон.

— Где Лорд Пламени? — спросил Эркор.

— Слушайте, — сказал Джон, — надо что-то делать с этим колебанием; оно вторглось извне и увеличивается так быстро, что через некоторое время разнесет звезду на куски.

— И она станет Новой, — сказала Петра. — Она сама дала толчок этому колебанию, а когда оно готово было схватить ее, исчезла, и оно пошло по другому пути. Думаю, никто никогда не делал того, что делаем мы. Видите, бедняга сжимается. Сосредоточимся…

Вторгшееся колебание повернулось, хотело исчезнуть, но не смогло. Тогда оно сжалось в маленький шарик и пропало.

— Вот он…

Джон Кошер встряхнул головой, качнулся и упал на колени в белый песок. Он поднял глаза: от него падали две тени. Вдали виднелся город.

Это был Тилфар, освещенный двойным солнцем.

Он встал и боковым зрением кого-то увидел. Футах в двадцати от него стояла женщина с распущенными рыжими волосами. На ней была прямая юбка, в руках блокнот.

— Петра? — спросил он. Да, это была Петра, но какая-то новая.

— Джон, что с вами?

Он оглядел себя. Он был в тюремной робе!

— Эркор! — неожиданно воскликнула Петра. Голос ее стал выше и более уверенным.

Они оглянулись. Эркор стоял босиком на белой ряби песка. Из тройного рубца на щеке сочилась кровь.

Они подошли к нему.

— Что происходит? — спросил Джон.

Эркор пожал плечами.

— А где ребята? — спросила Петра.

— Все еще здесь, — ухмыльнулся Эркор и показал головой.

Затем его пальцы коснулись рубца. Он увидел на них кровь, нахмурился и бросил взгляд на город. Солнце играло на башнях и растекалось, как жидкость, по петляющим дорогам.

— Послушайте, — обратился Джон к Петре (теперь он понял, что это Петра, помолодевшая лет на пятнадцать), — что это за блокнот?

Она удивленно посмотрела на то, что держала в руках, оглядела себя, засмеялась и стала листать блокнот.

— Здесь окончание моей статьи об архитектуре жилищ лесного народа. И одета я именно так, как в те дни, когда заканчивала статью.

— А ты? — обратился Джон к Эркору.

Эркор смотрел на запачканные кровью пальцы.

— Моя… метка кровоточит, как в ту ночь, когда ее сделал жрец. В ту ночь я стал самим собой. Я осознал, каков мир с его хаосом, глупостью, страхом. В ту ночь я решил оставить лес. — Он взглянул на Джона. — Ты был в этой робе, когда бежал из тюрьмы?

— Да, — ответил Джон. — Я думаю, что тоже стал самим собой, когда носил ее. В то время самым дорогим мне казалась свобода. Я хотел обрести ее любым путем. Однако меня отвлекли в сторону. Хотел бы я знать, я все еще в стороне от своей цели?