Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна

тело смуглое и тонкое, «кошачье» – говорили те, кто видел, как он спит вполглаза, свернувшись в поле Нового Цикла, освещенный дрожащим светом сторожевого костра;

окарину;

черные сапоги и перчатки, в которых мог лазать по стенам и потолку; серые глаза, великоватые для его звериной мордочки;

медные когти на левой лапе, которыми убил в дозоре уже трех диких кепардов, пролезших в прореху электроограды;

(и еще: в дурашной драке с Билли Джеймсом один удар прилетел слишком быстро и сильно, и все вдруг стало взаправду, и он тогда тоже убил; но это было два года назад, и он не любил об этом думать);

восемнадцать лет тугой жизни в пещерах спутника под названием Джинри́с; спутник мотался на орбите гигантского красного солнца Тау Кита, а он батрачил на подземных полях;

тягу забрести подальше от Родных пещер и глядеть на звезды; за эту тягу ему в последний месяц влетело четырежды, за нее же он четырнадцать лет носил прозвище Джо Комета;

дядю Клеменса, которого недолюбливал.

Потом, все потеряв, кроме чудом уцелевшей окарины, он думал о том, что имел вначале. И что оно значило, и как вылепило ему юность, и как плохо подготовило к жизни большой и мужской.

Но прежде чем начал терять, он приобрел еще две вещи, которые, как окарину, сохранил до конца. Коточертика по имени Чертыш и меня. Я – Яхонт. У меня мультиплексное сознание. Это значит, что я вижу вещи с разных сторон. Такой вот обертонный ряд в гармонии моего внутреннего строя. Поэтому я часто буду выступать в роли так называемого всезнающего рассказчика.

Тау отпечатала на западных утесах малиновые пощечины, Шина, огромная, как Юпитер Солнечной системы, черным выгибом закрыла четверть неба, а Глаз – белый карлик – серебрил скалы на востоке. Джо Комета, с пшеничными волосами, шагал вслед двум своим теням: длинной серой и коренастой рыжей. Он закинул голову и смотрел на первые звезды в небе, по которому красным вином быстро растекался вечер. В длиннопалой правой руке с обгрызенными, по мальчишескому обычаю, ногтями он держал окарину. Он знал, что не должен тут шляться, что пора домой: подлезть под край сумерек – и дальше в сияющий кокон Родной пещеры. Он не должен хамить дяде Клеменсу, не должен драться с парнями в полевом дозоре. А сколько всего он должен вдобавок к этому…

Звук. Повздорили камень и не-камень.

Он припал на корточки. Левая лапа, тонкая, когтистая и смертоносная, вскинулась прикрыть лицо: кепарды бьют по глазам. Но это был не кепард. Джо опустил лапу. Из расщелины, балансируя на пяти ногах из восьми, вылез коточертик и зашипел. Он был в длину сантиметров тридцать, с тремя рожками и серыми глазищами цветом ровно как у Джо. Он хихикнул, что у коточертят означает грусть. Надо думать, отбился от родичей. Взрослые коточерти и коточертовки имеют в длину пятнадцать метров и совершенно безвредны, если только случайно на тебя не наступят.

– Тчо стрясло? – спросил Джо. – Ма-па потерял?

Коточертик снова хихикнул.

– Да тчо такое? Беда?

Чертик кивнул через левое плечо и зашипел.

– Ща глянем, – кивнул Джо. – Пшли.

Он сдвинул брови и зашагал вперед. Среди камней движения его голого тела были так же текучи, как его речь – груба. Джо соскочил с выступа на комковатую красную землю – в прыжке волосы взвились светлой тучей, потом упали на лицо. Он встряхнул головой. Коточертик потерся о его ногу, хихикнул, дернул вперед и исчез за большим валуном.

Джо обошел валун, но вдруг отпрянул и вжался в него спиной. Когти левой и огрызки правой заскребли по граниту. Он разом взмок. Большая вена на шее колотилась бешеным пульсом, мошонка съежилась, как черносливина. Из земли трехметровым гейзером била, пенилась и полыхала зеленая жижа. В ее пылающей гуще – он не видел, но чувствовал – корчились, беззвучно кричали, умирали в ужасной муке какие-то существа. Одно из них отчаянно рвалось наружу. Коточертик, не подозревая об их агонии, важно прошагал к подножию гейзера, презрительно сплюнул в жижу и так же важно вернулся.

В ту секунду, как Джо осмелился вдохнуть, существо вырвалось из жижи. Дымясь, оно нетвердо двинулось вперед. Оно подняло серые глаза. Ветер подхватил и откинул с плеч его длинные пшеничные волосы, и в движениях его мельком проглянуло что-то кошачье. Потом существо простерло вперед руки и стало валиться ничком. Под страхом, оказывается, залегало что-то еще, и оно толкнуло Джо навстречу. Когтистая лапа вцепилась в руку, рука – в лапу. Только теперь, упав на колени и охватив плечи тяжко дышащего существа, Джо понял, что это его двойник.

В голове его что-то взорвалось, и от контузии, помимо прочего, развязался язык:

– Ты кто?

– Ты должен добраться… – начал двойник, но закашлялся, и черты его на секунду расплылись. – Добраться и передать…

– Тчо? Тчо передать?

Все было непонятно и жутко.

– …до Звезды Империи. – Двойник говорил на интерлинге, ровно и четко, как говорят звездные странники. – Передай им…

– Тчо?

– Доберись и скажи… – снова кашель, – как бы долго ни пришлось…

– Доберусь, а тчо скажу-то? – добивался Джо.

И тут он вспомнил все, о чем надо было спросить сначала:

– Ты откуда? Куда? Тчо стрясло?