Вавилон

— Это все ночные видения, моя повелительница, всего лишь призраки. Как видно, в сновидениях является тебе злая Лабарту, насылающая ночные кошмары.

— Не верю я в демонов.

— Как не верить! — с серьезным видом качает головой Тека. — Их породили земные жены бога Ану.

— Не верю я в это, Тека, зато верю в совесть, совесть моя во мне заговорила. Я обрекла на смерть того, кто спас меня от смерти. Я нарушила закон чести.

— Да ведь Набусардар помиловал Устигу. О чем же ты кручинишься?

— Помиловал… — Девушка в отчаянии взглянула на Теку. — Он не вынесет заточенья, задохнется в смраде подземелья. И тогда на меня падет проклятие. Я умру вместе с ним, Тека, я больше так не могу…

Тека отложила клубок и погладила Нанаи, чувствуя, как она дрожит.

— Я больше не могу…

Губы девушки вздрагивали от сдерживаемых рыданий.

— Ты должна мне помочь, Тека. Ты должна мне помочь освободить его.

Рабыня отпрянула, всплеснув руками. Пальцы ее застыли от ужаса. Вскрик ее замер в горле.

— Ты хочешь, чтобы я оставила дверь темницы отпертой и он убежал?

— Да нет, не о том я, — возразила Нанаи рассудительно, — помнишь, в тот раз…

В тот раз, когда, переодевшись, Нанаи снесла Устиге миску с едой, она пообещала ему теплое покрывало, горсть благовонных семян и маленького божка из нефрита. Маленького, славного божка, похожего на куклу, какой играют дети. Вот если бы Тека потихоньку отнесла ему все это да подлила масла в каганец, да прибавила тайком еще один фитилек… И если уж по доброте душевной она на это согласится — ну, что стоит ей заодно передать князю из далекой персидской земли чистую рубаху да кое-что из одежды… Ведь у него здесь нет никого, некому о нем позаботиться. Некому. Он так одинок, заброшен всеми… и ничего не станется, если она из простого сострадания, из обычного человеческого сочувствия велит страже бросить ему охапку чистой соломы, пахнущей спелым зерном и солнцем, в полых стеблях которой струится чистый воздух.

— О Тека, это в твоих силах, — упрашивала Нанаи, — в твоих силах… Так возьми же это теплое покрывало, благовония, нефритового божка, масла для каганца…

— Нет, нет! На что ты меня подговариваешь, дочь Гамадана? Зачем ты вынуждаешь старуху лукавить и сама предаешь своего господина? Отчего ты желаешь мне зла? Иль ты забыла, как я спасла тебя от кары и гнева Набусардара, когда стража дозналась, что, пока я дремала, ты сама снесла еду Устиге? Не упроси я Гедеку и начальника стражи, сидеть бы тебе самой в каменной темнице. Я выручила тебя в надежде, что ты образумишься, выбросишь из головы персидского князя и будешь любить только моего господина, благородного Набусардара. Когда-то ты говорила, что любишь его одного. Что же сталось с твоим сердцем?

Нанаи опустила голову, глядя на сложенные на коленях руки, обвитые яркой пряжей. Конец нити, змеясь, спускался по ее ноге на низкую скамеечку, на туфельку из овчины.

— Что же сталось с твоим сердцем, как в него проник другой? — повторила Тека свой вопрос.

Молчание было ей ответом.

Тека покачала головой, ничего не поняв. Да и как она могла понять? Ей неведома была тайна ночи, проведенной в подземелье дома Синиба. Не слыхала она слов, которыми Устига открыл Нанаи свое сердце. Откуда ей это знать!

— Или ты что-то скрываешь от меня? Не обещала ли ты персидскому князю ждать его и любить? Мне-то ты можешь довериться. Я тебе как мать, и в память о бедной Табе не оставлю тебя.

— Ни о чем не спрашивай меня, добрая Тека, — прошептала Нанаи, прижав руки к глазам, и заплакала, уткнувшись в пряжу.

— Я не хотела тебя обидеть, прости, Мардук мне свидетель. Я хочу тебе добра, я и сама когда-то любила и тоже поступала безрассудно, потому что некому было меня наставить. Боюсь, как бы и ты в душевной смуте не натворила глупостей… Реши, кто твой избранник, и раздели с ним его судьбу. Устига — если тебе невмоготу без него — либо Набусардар, это дело твое, а покуда не решишься, будешь как пальма, расщепленная бурей, и сердце твое будет кровоточить, подобно ране.

Она отвела пряжу от лица Нанаи.

— Выслушай, моя повелительница, — проговорила Тека, строго глядя ей в глаза, — я знаю Набусардара с его первого вздоха, он смел, умен и красив. О богатстве его не говорю, знаю — тебе это безразлично. Он заслуживает, чтобы ты любила его верно. Люби его и не сомневайся — на твою любовь он тоже ответит любовью. Мне говорил об этом и Гедека, да я и сама знаю, что у моего господина самые добрые намерения, они не противны ни богам, ни законам. Доверься ему. Ты согласна?

— Да, — негромко подтвердила Нанаи, — но прошу тебя, в память о благословенной жизни тетушки Табы, когда понесешь персидскому князю еду, захвати горсть благовонных семян и теплое покрывало…

— Почему же ты стоишь на своем, госпожа?.. Молча смотали они пряжу в клубки, и Тека отнесла их вышивальщицам, не преминув напомнить им, чтобы хорошенько потрудились над новой накидкой. А вот про теплое покрывало и благовония для Устиги запамятовала — не без умысла.