Вавилон

Итак, Нанаи решила терпеливо ждать Набусардара и откровенно рассказать ему и о своей тревоге за отца, и об угрызениях совести, вызванных горестной судьбой персидского князя. Но Набусардар все не давал о себе знать. Снова мучительно долго тянулись ночи, а дни становились все тревожнее. Нанаи чувствовала себя самой одинокой из людей.

Желая развлечь девушку, Гедека послал к ней флейтиста. Музыкант оказался молодым и красивым юношей. Он ловко перебирал пальцами, и в уголках его рта расцветала улыбка, словно из дудочки вытекал мед и он пил, пил его большими глотками, наслаждаясь сладостью и ароматом.

Однажды, кончив играть, он направился к двери, бережно унося свою флейту, а Нанаи все не могла унять растревоженного сердца. Переживания оплели ее душу точно виноградной лозой, душа ее было соткана из них, точно полотно из разноцветных нитей.

Страшась одиночества, она окликнула юношу, уже переступавшего порог:

— Музыкант…

И испугалась собственного голоса. Но юноша не услышал ее и ушел, оставив рой звуков, высоких и низких, веселых и печальных. Они все еще витали в воздухе, проникая в сердце, причиняя ей новые страдания.

Прошло немало дней, и вот Тека принесла весть о том, что Эсагила отложила суд над Гамаданом, а Идин-Амурруму удалось даже добиться от верховного жреца обещания выпустить старика на волю. Камень свалился с души Нанаи, и, немного успокоившись, она собралась написать Устиге письмо, о чем давно уже подумывала.

На заранее припасенных восковых табличках, умещавшихся на дне миски, в которой Тека носила князю еду, Нанаи намеревалась начертать хоть несколько слов Устиге, но никак не могла собраться с духом.

Теперь она решилась. Взяв резец, она погрузила его в податливый воск.

Из-под золотого резца побежали строки: «Благородный князь из далекой персидской страны: Пишет тебе служанка Набусардара, та, что всыпала Теке снотворного порошка — да простят меня боги, я так хотела повидаться с тобой! Стражник, осветив мне лицо фонарем, раскрыл обман. Теперь я не смею навестить тебя и потому пишу письмо. Служанка Набусардара просит тебя, господин, простить ее. Я еще не передала обещанных благовоний, нефритового божка и теплое покрывало, на случай если ночью будет холодно. Зато я посылаю тебе весточку от дочери Гамадана, которую ты любишь. Как бы я желала, чтобы ты любил не ее, а меня, рабыню Набусардара! Я страдаю, господин, ты постучался в мое сердце, но не захотел войти, сочтя это недостойным для себя. Когда ты забудешь ту, другую? Ты спрашивал, не обидели ли ее воины Непобедимого. Нет, Набусардар добр к ней. Ты спрашивал, жива ли она. Да, но в сердце своем лелеет Набусардара. Забудь же ее, господин. Она не стоит твоей любви».

Нанаи расплакалась. Откуда-то издалека вновь донеслись до ее слуха чарующие звуки флейты.

Девушка вскочила, спрятав письмо за пазуху, и, подойдя к Теке, которая в это время собирала еду для Устиги, незаметно опустила табличку на дно полной миски.

Ничего не подозревая, Тека отнесла ее Устиге и возвратилась с пустой.

Князь ел долго и нехотя. Не осилив и половины, он оставил ужин. Однако ночью, проснувшись от холода, потянулся к миске и опорожнил ее. Только тогда обнаружил он на дне исписанную восковую табличку. Письмо повергло его в дрожь, а на душе стало еще тоскливей.

Он шепотом повторял одно:

—»…жива… но в сердце своем лелеет Набусардара. Забудь… ее, господин. Она не стоит твоей любви». И снова:

— «жива… но в сердце своем лелеет Набусардара». Устига застонал.

— О…

И произнес еле слышно:

—»… не стоит твоей любви… забудь ее…» Он помолчал.

— О нет! Я не могу ее забыть. Она заблуждается, поддалась искушению, и это ненадолго.

Затем он затер письмена на восковой дощечке и стал выводить на ней ногтем: «Благодарю тебя, прислужница Набусардара, благодарю за все. Твои дары утешат меня, но я буду признателен вдвойне, если ты поклонишься от меня дочери Гамадана. Она мне дороже всего на свете, и я не верю, что она не вернется ко мне, когда я вновь стану свободным. И еще об одном прошу тебя, прислужница Набусардара, дай мне знать — мир нынче или война. Я не могу ответить тебе любовью, но я щедро, очень щедро вознагражу тебя…»

На следующий день он не съел всего, что было в миске, и положил на дно восковую дощечку с ответом. Утром Тека унесла ее.

Нанаи с нетерпением дожидалась возвращения рабыни. Когда та поставила миску на стол, девушка, подкравшись, проворно запустила в нее пальцы и извлекла дощечку. Но в ту минуту малку, дух-охранитель, забыл о ней, потому что рабыня, внезапно обернувшись, увидала послание, прежде чем Нанаи успела его спрятать.

— Что это опять у тебя? — грозно спросила она, и взгляд ее предвещал бурю.

Они смотрели друг на друга так, как смотрят хищники, не поделившие добычу.

— Восковая дощечка, — собравшись с духом, вымолвила наконец Нанаи, — восковая дощечка, Тека. Руки у нее опустились.

— Я отвечаю за твои поступки перед самим Набусардаром, моя госпожа. Ты должна отдать ее мне.

— Нет, ни за что! — вскричала девушка и метнула взгляд на очаг, в котором пылал огонь.

— Тогда мне придется рассказать обо всем Непобедимому.