Вавилон

И вельможи вторили незамысловатому гимну. Допев его до конца, они уперлись подбородками в грудь и уставились в известняковые плиты пола. Ниже всех опустил голову Валтасар, погрузив взгляд, казалось, в самые недра земные. Он горячо раскаивался и молил о спасении Вавилона, хотя совсем еще недавно, обуреваемый гневом и гордыней, бросал вызов самим богам. Потерпев первое поражение в войне с персами, царь понял, сколь пагубны упрямство и заносчивость. Уверовав, что счастье, победы и поражения сильных мира сего — в руках богов, Валтасар преисполнился решимости покаяться перед Нинмахой за прошлые свои ошибки и прегрешения.

— Отныне храни меня, мать богов, — молил он, — от всех напастей, от опрометчивых поступков. Ниспошли мне силы и мудрость. Меня ждет нелегкая царская обязанность — принять послов Кира и решить с ними дела на благо царства и подданных наших. Не допусти повторения кровопролития, подобного тому, под Холмами. Я со всеми моими сановниками и придворными пришел воздать тебе почести, чтобы укрепила ты наш дух, волю и надежду на то, что Вавилон не дрогнет под ударами крыльев полночного орла.

Царь опять низко опустил голову, а вслед за ним — его сановники и военачальники. Иные пали ниц и бились лбом о каменные плиты.

Тут царь услышал, как стоявший позади него наместник Борсиппы шепотом сказал главному казначею о том, что хорошо бы принести жертвы и богу Мардуку, заручиться и его благословением. Царь готов был примириться и со всеми остальными богами, но с Мардуком мириться не желал. Он питал к нему жгучую, неистребимую ненависть за то, что верховный бог Вавилона благоволил не столько к царю, сколько к жрецам.

— С Мардуком — ни за что, ни за что! — повторил он, окончив молитву, и склонил перед богиней голову, препоручая себя ее власти.

Один Набусардар ни разу не склонил головы. Даже поражение под Холмами не побудило его покориться небожителям. В храм он пошел, лишь уступая Валтасару, и стоял перед алтарем, безучастный, ни о чем не прося Нинмаху. Он и здесь думал о своем мече и о своем войске. Ему не верилось, будто Великая Матерь способна отвратить нашествие персов. Напротив, он был убежден, что схватка с персами неизбежна, и готовился померяться с ними силой оружия.

Расправив широкие плечи, непокорный военачальник безучастно смотрел в круглое, похожее на луну, лицо Нинмахи, равнодушно дожидаясь конца богослужения. А чтобы отвлечься от мысли о персидских послах, которые ждали во дворце, Набусардар принялся рассматривать скульптуру Нинмахи как произведение искусства. Одутловатое лицо богини обрамляли густые, ниспадавшие до плеч волосы. Округлые формы се слепили наготой. Выпуклый живот напоминал крышку на глиняном сосуде для зерна, толстые бедра были уродливы. Сие божественное лоно почиталось источником жизни и благополучия! Руки богини были сведены под полушариями грудей, своим молоком небесная Нинмаха вскормила младенцев богов. Прическу ее венчали булавки и броши из золота, слоновой кости и драгоценных каменьев. Шею украшало баснословно дорогое ожерелье, которое пожертвовал царь Валтасар, умоляя богиню предотвратить нападение персов на Вавилон.

Мать богов Нинмаха была для халдеев воплощением женской красоты. Когда Набусардар вспомнил об этом, губы его сами собою растянулись в усмешке. Лабаши, строитель храма Э-мах, должно быть, только потому осмелился причислить свою статую к сонму богов, что никогда не видывал тела, подобного телу Нанаи. Нанаи по праву могла возвышаться у алтаря на удивление всему миру! Сам царь счел бы честью поклоняться ей и шептать пылкие слова любви. Перед ней склонились бы ниц вавилонские вельможи и ползали у ее ног.

Сановник, ведавший хозяйством, коснулся его плеча и тихо напомнил:

— Светлейший! Царь уже в дверях, а ты все стоишь.

Набурсардар не сразу нашелся, что ответить. Лоб его взмок, по бороде стекал пот.

Лишь выйдя из храма, он ожил и поспешил вдогонку свите.

На нижнем дворе, где, стоя у дверей царских служб, их приветствовали чиновники Валтасара, за Набусардаром увязался хранитель печати и негромко сказал:

— Ты сегодня так истово молился, истовей самого царя, хотя персы тебя не страшат, ты даже замешкался у алтаря.

— Разумеется, князя не страшат персы, — вмешался в разговор сановник по торговым делам, — и божественную Нинмаху Набусардар просил не о даре мудрости, силы и мужества, а…

— А ты ясновидец, достойнейший, — укоризненно усмехнулся первый советник, — ты проницательнее Дельфийского оракула.

— Богам было угодно, чтобы я заглянул в сердце верховного военачальника. Представьте себе, предводитель наших войск молил Нинмаху не об укреплении армии, а о том, чтоб она ниспослала нам столько же волов, сколько Набусардар потребовал от нас для своих солдат. И эта его молитва пришлась нам весьма кстати. Клянусь Мардуком, я уже вознамерился было пахать на рабах.

— Новые законы запрещают это, светлейший, — невозмутимо заметил Набусардар.