Вавилон-Берлин

Он позвонил трижды, но за дверью не было слышно ни единого звука. И когда он повернул ключ в замке, в квартире по-прежнему было тихо. Он вошел в дом и осторожно прикрыл за собой дверь. Часы в конце коридора показывали половину четвертого. Странное чувство: один средь бела дня в этой квартире, причем тайно. А что, если Эмми Вольтер внезапно появится в дверях? Может быть, она прилегла и не успела так быстро среагировать на его звонок и подойти к двери. Но он мог объяснить ей, что что-то забыл, и она, вероятно, ему бы даже поверила. А если бы он начал копошиться в их вещах? Как он смог бы это объяснить? Наверное, это была все же сумасбродная мысль – поехать сюда. Но Рат не мог поступить иначе, он должен был убедиться в своих предположениях.

Геннат забрал акт экспертизы себе. И сразу взялся за дело Йозефа Вильчека. Для руководителя инспекции было ясно, что на совести убийцы Вильчека висит также и смерть Йенике. Вероятно, согласно его теории, ассистент по уголовным делам, ведя расследование в среде объединения, установил убийцу Святого Йозефа.

При обычных обстоятельствах Гереон был бы рад тому, что получил собственный письменный стол в инспекции А, тому, что влился в команду легендарного Будды, и, конечно, тому, что Геннат рано или поздно поставит дело Вильчека в ряд «висяков».

При обычных обстоятельствах он был бы всем этим доволен, но обычными они, кажется, не будут уже никогда.

Комиссар пытался заниматься работой, но мысли его кружились вокруг совсем других вещей. Он заметил, что ищет объяснений, которые могли бы снять обвинение с Бруно. Может быть, Дядя вернул «Лигнозе» Краевски? Или просто его кому-нибудь сбагрил? Но зачем?

И зачем ему понадобилось убивать Йенике?

Все вертелось вокруг этого вопроса: зачем?

Скачущие мысли не давали Рату покоя. Он взял автомобиль и поехал во Фриденау.

И вот он, как взломщик, стоял здесь, в квартире Вольтеров. Гереон прошел наверх, где располагалась комната для гостей, в которой он сам в настоящее время жил. Там ему нечего было искать, так же как практически нечего ему было делать и в спальне Вольтеров, хотя там стоял огромный платяной шкаф, в котором определенно можно было спрятать что угодно. Но где? Рат попытался представить себе, как бы он поступил, если бы был женат на Эмми Вольтер и решил что-то от нее спрятать.

У Бруно был кабинет, который являлся его империей, и Эмми никогда не смела туда входить. Даже если она хотела там убраться, то всегда спрашивала его разрешения. Гереон был в этой комнате всего один раз и то мельком, когда пару дней тому назад искал Вольтера. Он успел бросить на комнату лишь беглый взгляд – хозяин сразу встал из-за стола, вывел его из кабинета, и они спустились вниз, в гостиную. Там они потом уютно сидели, попивая пивко. Так случалось частенько в последние дни.

Сегодня комиссара никто отсюда не выведет.

На первый взгляд помещение выглядело как совершенно обычный кабинет. Письменный стол, несколько шкафов с жалюзи, на стенах фотографии в рамках… Никакого шкафа для оружия. Рат стал рассматривать фотографии. Почти на всех были изображены люди в униформе: в солдатской или полицейской. На одной из фотографий, кажется, был запечатлен генерал-майор Зеегерс, правда, в форме прусского капитана, который пожимал руку тогда еще довольно стройному ефрейтору Бруно Вольтеру. На другой фотографии Вольтер, уже с галунами унтер-офицера, гордо смотрел в камеру, стоя рядом с другим унтер-офицером, которого Гереон не знал, но предположил, что это был Гельмут Бенке. Еще на одном фото, должно быть, сделанном в самом начале войны, были изображены три ефрейтора в стрелковом окопе, перепачканные и изможденные после битвы, но весело смеющиеся. Вольтера и мужчину на следующей фотографии Рат узнал сразу – возле Бруно был Руди Шеер в молодые годы, Комиссар познакомился с ним, когда был в гостях у Вольтера на Троицу. А еще один снимок, который, видимо, висел рядом, похоже, недавно убрали, о чем свидетельствовало темное пятно прямоугольной формы на обоях.