Вавилон. Сокрытая история

– Потому что им плевать. Ведь война происходит где-то в далекой стране, о которой они ничего не знают. Она слишком далеко.

– Почему ты так уверен? – спросила Кэти.

– Потому что я сам таким был. Хотя мне время от времени и говорили, насколько все ужасно. Мне нужно увидеть все собственными глазами, лично, чтобы эти абстракции стали реальностью. И даже тогда я изо всех сил пытался отвернуться. Трудно свыкнуться с тем, чего не хочешь видеть.

На несколько секунд все замолчали.

– Ну что ж, – сказал Энтони с натужной бодростью, – значит, придется убеждать изобретательнее.

Такова была поставленная на этот вечер задача: переставить машину истории на другой путь. Все было не так безнадежно, как казалось сначала. У общества Гермеса уже были готовые планы, в основном включавшие разные формы подкупа и шантажа, а один предполагал разрушение верфи в Глазго.

– Голосование за войну зиждется на убежденности парламентариев в том, что ее легко выиграть, – объяснил Гриффин. – И, в сущности, это именно так, наши корабли могут полностью уничтожить кантонский флот. Но для этого требуется серебро. Несколько месяцев назад Томас Пикок…

Рами скривился.

– А, тот самый[98].

– Именно он. Он неистовый поклонник паровых технологий и заказал на верфи «Лэрд» шесть железных пароходов. «Уильям Лэрд и сын» базируются в Глазго. Эти корабли – самые грозные из тех, что когда-либо бороздили азиатские воды. На них установлены ракеты Конгрива, а малая осадка и паровая энергия делают их более маневренными, чем любой корабль китайского флота. Если парламент проголосует за, то по крайней мере один такой пароход направится прямо в Кантон.

– Значит, надо полагать, ты отправишься в Глазго, – сказал Робин.

– Первым же утренним поездом, – ответил Гриффин. – Поездка займет десять часов. Но я ожидаю, что парламент узнает о ее результатах через день после моего пребывания там.

Он не уточнил, чем именно займется в Глазго, хотя Робин не сомневался, что брат способен уничтожить целую верфь.

– Что ж, это гораздо эффективнее, – радостно объявил Рами. – Почему бы нам всем не сосредоточиться на саботаже?

– Потому что мы ученые, а не солдаты, – сказал Энтони. – Верфь – еще ладно, но мы не можем уничтожить весь британский флот. Мы должны пользоваться своим влиянием, где только можно. А эффектными представлениями со взрывами пусть займется Гриффин.

– Это не просто эффектные представления, – ощетинился Гриффин.

– Ну ладно, эффектные маневры, – поправился Энтони, хотя Гриффин обиделся и на это. – И давайте сосредоточимся на том, чтобы повлиять на голосование в Лондоне.

Они вернулись к доске. Войну за судьбу мира нельзя выиграть за одну ночь – теоретически они все это знали, но не могли заставить себя остановиться и лечь спать. Каждый час приносил новые идеи, хотя, когда время перевалило далеко за полночь, мысли начали терять связность. Предположим, им удастся втянуть лорда Пальмерстона в скандал с проституцией, подослав к нему переодетых Летти и Кэти, чтобы соблазнить его. Предположим, они убедят британскую общественность в том, что никакого Китая на самом деле не существует: это лишь искусная мистификация Марко Поло. В какой-то момент они разразились беспомощным смехом, когда Гриффин в мельчайших подробностях описал заговор с целью похищения королевы Виктории в саду Букингемского дворца якобы китайской преступной группировкой, которая будет держать ее в качестве заложницы на Трафальгарской площади.

Да, задача была трудной, едва ли невыполнимой, но Робин находил в этой работе определенное удовольствие. Творческий подход к проблеме, разбиение важной миссии на десяток мелких задач, которые, в сочетании с огромной удачей и, возможно, даже божественным вмешательством, могут привести к победе, – он чувствовал себя как в библиотеке, работая над сложным переводом в четыре часа утра; он истерически смеялся, потому что все невероятно устали, но в то же время ощущал прилив энергии и невероятный восторг, когда решение неизбежно вырисовывалось из беспорядочных записей и мозгового штурма.

Как оказалось, бросить вызов империи – это весело.

По какой-то причине они постоянно возвращались к словесной паре «полемос», быть может, потому, что как будто участвовали в войне идей, в битве за душу Британии. Логические метафоры, заметила Летти, довольно часто вращаются вокруг военных образов.

– Подумайте вот о чем, – сказала она. – Их позиция несостоятельна. Мы должны атаковать их слабые места. Должны выбить почву у них из-под ног.

– Во французском есть такое выражение, – сказала Виктуар, – cheval de bataille[99].

– Боевой конь, – улыбнулась Летти.

– Что ж, – сказал Гриффин, – если уж мы заговорили о военных решениях, я по-прежнему считаю, что нужно начать операцию «Божественная ярость».

– Что за операция «Божественная ярость»? – спросил Рами.

– Не обращай внимания, – отозвался Энтони. – Дурацкое название, а сама идея еще глупее.