Вавилон. Сокрытая история

На мгновение все трое уставились друг на друга. Они в неуверенности застыли посреди вестибюля несимметричным треугольником. Как это было неправильно! Их всегда было четверо, всегда две пары, ровное число, и Робин остро ощутил отсутствие Рами. Без него они не были собой – без его смеха, остроумия, склонности внезапно менять тему разговора, от чего остальным приходилось соображать быстрее. Они больше не были сплоченным курсом. Лишь следом в фарватере.

– Почему? – ровным голосом без модуляций спросила Виктуар.

Летти слегка съежилась, совсем чуть-чуть.

– Мне пришлось, – без колебаний ответила она, подняв подбородок. – Ты знаешь, что по-другому я не могла.

– Нет, не знаю, – сказала Виктуар.

– Я не могла предать свою страну.

– Ты не должна была предавать нас.

– Вы попали в сети жестокой преступной организации, – произнесла Летти так гладко, будто долго репетировала. – И как бы я ни притворялась, будто согласна с вами, как бы вам ни подыгрывала, я понимала, что нам не выбраться из этой передряги живыми.

Она и правда так считает? Вот такими она представляет их себе? Робин не мог поверить, что она произносит эти слова, та самая девушка, которая когда-то засиживалась с ними допоздна и хохотала до боли в ребрах. В китайском есть иероглиф, показывающий, насколько болезненными могут быть простые слова: ?, ци, им обозначают шипы, уколы и критику. Такой многозначный иероглиф. Во фразах ??, ?? он превращается в «колючие, болезненные слова», но может означать и «побуждать». А еще «убивать».

– Тогда почему ты здесь? – спросил Робин. – Парламент больше не выдержит?

– Ох, Робин, – с жалостью посмотрела на него Летти. – Вы должны сдаться.

– Боюсь, переговоры так не ведутся, Летти.

– Я серьезно. Я пытаюсь вас предупредить. Меня не хотели сюда пускать, но я упросила, написала отцу, подергала за все ниточки.

– О чем предупредить? – спросила Виктуар.

– На рассвете башню возьмут штурмом. Сопротивление будет подавлено оружием. Ожидание окончено. Все окончено.

Робин скрестил руки на груди.

– Что ж, тогда пусть попробуют вернуть себе город.

– Но в этом-то все и дело, – сказала Летти. – Они сдерживались, рассчитывая выманить вас, моря голодом. Никто не желает вашей смерти. Хотите верьте, хотите нет, но им не нравится стрелять в ученых. Вы приносите пользу, это так. Но страна больше не может это выносить. Терпение правительства лопнуло.

– В таком случае логично было бы согласиться на наши требования, – сказала Виктуар.

– Но они не могут.

– И просто разрушат собственный город?

– Думаете, парламенту есть дело до того, что вы уничтожите? – нетерпеливо заявила Летти. – Этих людей не волнует, что вы сделаете с Оксфордом или Лондоном. Когда погасли фонари, они смеялись, когда рухнул мост, они тоже смеялись. Эти люди хотят уничтожить город. Они считают, что он и так уже стал слишком огромным, в нем больше убогих трущоб, чем цивилизованных районов. И вы сами знаете, что больше всего пострадают бедные. Богатые могут уехать за город и остаться до весны в своих летних поместьях, с чистым воздухом и чистой водой. А бедные будут умирать. Послушайте, людей, которые управляют страной, больше заботит гордость Британской империи, чем легкие неудобства, и они скорее позволят разрушить город, чем подчинятся требованиям тех, кого считают горсткой… балаболов…

– Назови уж нас, как на самом деле собиралась, – сказала Виктуар.

– Чужаков.

– Вот она, ваша хваленая гордость, – сказал Робин.

– Да. Я с этим выросла. Я знаю, что это у нас в крови. Уж поверьте. Вы и понятия не имеете, сколько крови они готовы пролить ради своей гордости. Эти люди позволили, чтобы упал Вестминстерский мост. Какие еще угрозы у вас остались?

Робин и Виктуар молчали. Вестминстерский мост был их козырем. Теперь крыть нечем.

– Так, значит, ты хочешь уговорить нас пойти на смерть, – наконец заговорила Виктуар.

– Нет, – возразила Летти. – Я хочу вас спасти.

Она заморгала, и внезапно ее лицо прочертили две тонкие полоски слез. Это не было притворством, они знали, что Летти не умеет играть. Она и правда была безутешна, по-настоящему. Она любила их, в этом Робин не сомневался, по крайней мере, верила, что любит. Она хотела, чтобы они остались целы и невредимы, только по ее версии успешный выход из положения заключался в том, чтобы посадить их за решетку.

– Я ничего этого не хотела, – сказала она. – Просто хотела вернуть все как раньше. Когда у нас было общее будущее.

Робин едва не рассмеялся.

– И как ты себе это представляла? – тихо спросил он. – Что мы будем вместе есть лимонное печенье, когда эта страна объявит войну нашей родине?

– Ваша родина не там, – возразила Летти. – Уже нет.

– Неправда, – отрезала Виктуар. – Ведь мы никогда не станем британцами. Ты до сих пор не поняла? Эта дверь для нас закрыта. Мы чужаки, потому что Британия поставила на нас такое клеймо, и пока нас наказывают за связь с родиной, мы будем ее защищать. Нет, Летти, только ты можешь лелеять эту фантазию, но не мы.

Лицо Летти напряглось.