Вавилон. Сокрытая история

– Поработай в серебряной мастерской одну смену, – предложила Летти. – Всего-то полчаса.

– Птах не любит толпу, – заявил Рами.

– Это точно, – подыграл ему Робин. – Становлюсь слишком нервным. Начинаю задыхаться.

– Не валяй дурака, – фыркнула Летти. – Балы чудесны. Ты никогда не видел ничего подобного. Линкольн водил меня на бал в Баллиоле, и колледж совершенно преобразился! Там устроили такое светопреставление, какое и в Лондоне не увидишь. И бал бывает только раз в три года, в следующий раз мы уже не будем студентами. Я бы все отдала, лишь бы еще раз побывать на балу.

Остальные беспомощно переглянулись. Погибший брат был ударом ниже пояса, и Летти это знала, но все равно не побоялась прибегнуть к этому приему.

Поэтому ради бала Робин и Рами записались на работу. Университетский колледж разработал схему «труд вместо билета» для студентов, которые не могли позволить себе купить билет, и студентам Вавилона особенно повезло, ведь, вместо того чтобы разносить напитки или собирать пальто, они могли работать в так называемые серебряные смены. Многого от них не требовалось, только периодически проверять, чтобы пластины, служащие для украшения, освещения и музыкального сопровождения, не выскользнули со своих мест, но колледжи, похоже, не знали таких подробностей, а у Вавилона не было веских причин сообщать.

В день бала Робин и Рами засунули фраки и жилеты в холщовые сумки и прошли мимо очереди гостей с билетами, тянущейся за угол. Они вошли через задний вход на кухню колледжа.

Университетский колледж превзошел сам себя. На всю эту роскошь утомительно было даже смотреть, слишком много всего сразу: устрицы на огромных пирамидах льда, длинные столы со всевозможными сладкими пирогами, печеньем и пирожными, фужеры с шампанским, расставленные по кругу на хрупких блюдах, мерцающие гирлянды, пульсирующие множеством цветов. Всего за вечер во дворе колледжа соорудили сцены, на которых выступали арфисты, актеры и пианисты.

По слухам, в столовой пригласили выступить итальянскую оперную певицу; время от времени Робину казалось, что он слышит ее трели, пробивающиеся сквозь гул. На лужайке выступали акробаты, они крутились вверх и вниз на длинных шелковых полотнах, вращая серебряные кольца на запястьях и лодыжках. Судя по одежде, они были иностранцами. Робин внимательно разглядывал их лица, гадая, откуда они родом. Странное дело: их глаза и губы были накрашены в преувеличенно восточной манере, но под гримом они выглядели как оборванцы с лондонских улиц.

– Совершенно вразрез с принципами англиканской религии, – объявил Рами. – Настоящая вакханалия.

– Как думаешь, устрицы могут закончиться? – спросил Робин. Он никогда их прежде не пробовал, у профессора Ловелла от них было расстройство желудка, поэтому миссис Пайпер никогда их не покупала. Клейкая мякоть и блестящие раковины выглядели одновременно гадко и крайне соблазнительно. – Я просто хочу узнать, каковы они на вкус.

– Схожу принесу для тебя парочку, – сказал Рами. – Кстати, эти огни вот-вот потухнут, и ты мог бы…

Рами скрылся в толпе. Робин забрался на стремянку и сделал вид, что работает. В глубине души он был рад здесь работать. Конечно, унизительно носить черное, как прислуга, пока вокруг танцуют другие студенты, но это наиболее мягкий способ влиться в безумие сегодняшнего вечера. Робину нравилось, что можно скрыться в углу и чем-то занять руки; так бал не накрывал его с головой. И ему очень нравилось узнавать, какие хитроумные словесные пары заготовил для бала Вавилон. Одна из них, придуманная, разумеется, профессором Ловеллом, сочетала китайскую идиому из четырех слов 百卉千葩 с английским переводом «сто растений и тысяча цветов». Подтекст китайского оригинала, подразумевавший роскошное море цветов, сделал розы краснее, а цветущие фиалки крупнее и ярче.

– Устриц нет, – объявил Рами. – Но я принес трюфели. Не знаю, что это, но народ их расхватывает. – Он протянул шоколадную конфету к верхней ступеньке стремянки, а другую закинул в рот. – О! Хм… Так. Не ешь это.

– Интересно, что это. – Робин поднес трюфель к глазам. – Вот эта бледная кашица – сыр?

– При мысли о том, что еще это может быть, меня бьет дрожь.

– А знаешь, – сказал Робин, – есть такой китайский иероглиф «сянь»[64], означающий «редкий», «свежий» и «вкусный». Но еще он означает «скудный» и «убогий».

Рами выплюнул трюфель на салфетку.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Иногда редкое и дорогое – самое худшее.

– Только не говори англичанам, это вдребезги разобьет их чувство прекрасного. – Рами оглядел толпу. – Ух ты, смотри, кто пришел.

Сквозь толпу к ним пробиралась Летти, таща за собой Виктуар.

– Да вы просто… – Робин поспешил спуститься. – Выглядите потрясающе.