Вавилон

Набусардар в смущении всматривался в ее лицо, потом поднял руку, приостанавливая казнь. Медленно, подобно уходящему за линию горизонта солнцу, опускалась его рука. Как завороженный смотрел он на Дебору и не мог отвести глаз, потеплевших от сострадания. Морщины прорезали его крутой лоб.

Нечто неизъяснимое и неожиданное происходило в его душе. Другое лицо встало в его воображении при виде этой юной девушки. Его суровое сердце воина будто потеплело. Он не был готов к этому. Да и может ли человек предусмотреть все случайности, с которыми его сталкивает жизнь? Он понимал, что нельзя поддаваться чувствам, что порученное ему дело обязывает его взять себя в руки. Но он не мог отвести глаз от девушки.

У ней были красноватые волосы. Крутые локоны обвивали ей шею, напоминая нанизанные на нитку темно-пурпурные початки тростника. Ее сине-зеленые глаза в дымке юной мечтательности были совсем как глаза юной Нанаи из Деревни Золотых Колосьев. Красотой она уступала дочери Гамадана, но цвет ее волос и глаза вызвали в его памяти другой, милый сердцу облик.

Оттого неожиданно переменилось его настроение. Потому и смягчился он, когда она взглянула на него глубокими, как море, глазами.

Конечно, она и не подозревала, что творится в душе Набусардара. Она только знала, что рядом стоят солдаты с занесенными мечами. Она хотела спасти самого близкого для нее человека. Когда взгляд Набусардара остановился на ней, она подбежала к нему и упала на колени.

– Господин! – воскликнула она. – Каждый умеет карать, но лишь немногие – миловать. Если ты так могуществен, зачем ты делаешь то, что может каждый?

Набусардар спрыгнул с коня, предусмотрительно вытащив из ножен меч. Вслед за ним спешились его телохранитель и четыре военачальника, один из которых взял из рук Набусардара поводья.

– О, господин, господин, – умоляла девушка, припадая к его ногам.

– Чего ты хочешь? – спросил он.

– Не убивай его, Непобедимый, и жизнь вознаградит тебя, исполнив твое самое большое желание. Если ты жаждешь власти – даст власть, если грезишь о любви – пошлет любовь.

Рукоятью меча он приподнял за подбородок ее лицо, и оно осветилось лучами заходящего солнца. Нет, оно было далеко не так прекрасно, как лицо Нанаи. Все усыпано мелкими веснушками, а в глазах не было и следа трогательной неги, одни только отчаяние и покорность.

– Я не верю, господин, что ты не умеешь прощать, так прости же его и верни ему жизнь, – взмолилась она снова.

Казалось, он слышит Нанаи, ее голос, ее упреки. Вовсе не ради самой Деборы, а потому, что она мучительно напоминала ему дочь Гамадана, он поднял руку и снова дал знак, что отменяет казнь.

Однако теперь его жест был воспринят, как приказ отрубить старику голову. В воздухе блеснул меч, и голова старца покатилась в траву.

Исступленный вопль потряс толпу. Девушка с медными волосами упала на землю и отчаянно вцепилась в нее ногтями. Песчинки веснушек смешались с бусинками слез, которые брызнули, у нее из глаз.

У Набусардара было благое намерение помиловать старца, но солдаты не поняли его. И вот окровавленная голова уже лежит в чахлой траве, а из шеи ключом бьет кровь.

Полководец стоял в раздумье.

– Господин, – сказал пророк, который неподалеку ожидал своей участи, – господин, этот старик был невиновен.

– Кто дал тебе право судить мои поступки? – вспыхнул задетый за живое Набусардар.

– Все, что ни делается, делается по воле Ягве, – уклончиво ответил проповедник.

– Следовательно, мои солдаты отрубили старику голову по воле Ягве.

Точно так же по воле Ягве, а не по велению его величества царя Валтасара дождешься своей очереди и ты.

Оставалось покончить с проповедником, и поэтому Набусардар приказал девушке встать и вернуться к своим.

– Тебе предъявлено обвинение в подстрекательстве к бунту, а твоим соплеменникам – в сговоре с врагами державы. Вавилонские евреи однажды ночью перебили всех часовых у Ниневийских ворот. В другую ночь они вывесили на городских воротах таблицы с дерзостными выпадами против державы и царя. На преступления подстрекали евреев в Вавилоне – Даниил, а на Хебаре – ты. Даниила царь Валтасар уже бросил в темницу, с тобой рассчитаюсь я. Не надо особой отваги, чтобы действовать исподтишка, но любопытно посмотреть, достанет ли у тебя смелости повторить свои проповеди теперь, передо мной и моими солдатами. Тебе предъявлено обвинение в подстрекательстве к мятежу. Ты подбил своих соплеменников против царевых надсмотрщиков, по твоей вине двое царских слуг утонули в водах канала. Царь повелел подвергнуть тебя казни бичеванием. Но чтоб кому-нибудь не показалось, что мы поступаем несправедливо, верховный военачальник армии его величества готов выслушать твои объяснения.

Халдеи перешли канал и обступили солдат. Каждый стремился встать поближе к Набусардару, чтобы не пропустить ни одного слова. Проповедник переспросил: