— Напоминаю, что вскоре вы встретитесь с остальными членами команды. У вас будет целый день на то, чтобы ввести их в курс дела и сообщить о дальнейших планах. Горский дал свое согласие, если вас это интересует. Вы возглавляете операцию. Места в самолете уже забронированы. Через два дня вы отправляетесь в путь, это совершенно точно. Авиакомпания «Катей», как вы и хотели…
Тем утром Тороп немного посмотрел телевизор, почитал советский трактат по военному делу начала пятидесятых годов, переведенный на английский язык. Каким-то неведомым чудом маленький шарик таджикского гашиша уцелел во всех передрягах, притаившись на дне бесценного вещмешка, в котором находились поларовое одеяло с подкладкой из майлара, аптечка с важнейшими медицинскими инструментами и препаратами, амфетамины, два-три батончика «Марс», боеприпасы, мобильный телефон. Без этого рюкзака Тороп был бы уже мертв.
Он выпотрошил сигарету, забил в нее половину шарика, выкурил и заснул как убитый, положив голову на рюкзак.
Торопа разбудил грохот: кто-то из всех сил хлопнул дверью.
Этот некто проревел что-то на казарменном международном английском.
Тороп узнал голос Урьянева. Видимо, давно пора вставать, он опаздывал на встречу.
Тороп вскочил, помчался в ванную, сунул лицо под струю воды, оделся, вихрем вылетел из комнаты и вслед за капитаном бросился к лифту.
Двое других членов команды ждали его в переговорной на первом этаже. Один листал журналы, а другой со стоическим терпением разглядывал окрестности, стоя у окна.
Впрочем, первый оказался женщиной. Девушкой, о которой Торопу вкратце рассказывал Романенко. Израильтянкой.
Другой — высокий рыжеволосый мужчина — медленно повернулся в сторону Торопа, но от окна не отошел ни на шаг. Ирландец.
Тороп направился к женщине.
— Торп. Мне жаль, я опоздал, — бросил он по-английски.
Девушка подняла голову от своего журнала — экземпляра «Вог» на русском языке.
На вид ей можно было дать чуть больше тридцати. Выразительный цвет лица, атлетичное телосложение и, судя по всему, неуступчивый характер.
— Ага.
Тем не менее она пожала ему руку.
Крепкая хватка.
— Ребекка Уотермен. Это вы руководите операцией?
— Да, я, — ответил он без тени смущения.
Не стоит сгущать краски: он опоздал самое большее на десять минут.
Затем он подошел к рыжему. Протянул ему руку, не сводя глаз с лица. В парне было что-то от дикого зверя. Возраст около тридцати пяти лет, красивая, но жестокая улыбка, блестящие зеленые глаза. Широкие джинсы из ткани, имитирующей мешковину. Кроссовки «Найк Магнет». Футболка цвета хаки с оранжевой звездой. Крепкие мускулы и нервы из стали. Серьезный человек.
Ирландец улыбнулся кончиками губ, пожав предложенную Торопом руку.
— Фрэнк Бакстер, но лучше зовите меня Доуи, господин Торп, — сказал он по-английски с неясно выраженным акцентом.
— Садитесь, Доуи, — произнес Тороп, указывая на старинный стол для совещаний с огромной потемневшей от времени красной звездой на столешнице.
Парень осторожно подошел.
— Я хочу убедиться, что задачи операции всем абсолютно ясны, — выпалил Тороп.
Потом обрисовал основные детали плана — спокойно, четко, хорошо поставленным голосом.
8
Внимание Мари привлекли странные всполохи в небе. Она на несколько секунд отвлеклась от «Стар ТВ» и подошла к окну.
Стояла ясная ночь, на небе был виден месяц. Но далеко на северо-востоке горизонт сотрясали волны желто-белых вспышек.
Слышалось приглушенное рокотание грома — размеренные тяжелые удары, как будто где-то далеко на дискотеке ревели мощные динамики.
Мари посмотрела наверх. Миллионы звезд.
Разряды молний пронзали горизонт. За спиной Мари из телевизора лилась приторная музыка — закончилась очередная серия бразильской мыльной оперы. Великолепный диссонанс!
Мари открыла балконную дверь, вышла на террасу и остановилась у перил. Было жарко. Но она чувствовала себя хорошо и любовалась молниями, доносившийся издалека рокот грома убаюкивал ее. Мари вспомнила, как в детстве часто думала, где и как заканчивается дождь и можно ли найти такое место, чтобы справа барабанили капли, а слева было сухо. Прямо у нее на над головой сияли бесчисленные звезды, а всего в двадцати — тридцати километрах одна из неистовых летних гроз поливала степь, наполняя пересохшие реки. Влага впитывалась в землю, не успев как следует намочить ее и те колючки, которые пытались на ней выжить.
Мари услышала позади какой-то шум и, обернувшись, увидела, как в комнату входит Солохов. Он выглядел еще более встревоженным, чем обычно.
Офицер направился прямо к Мари:
— Одевайтесь, мы уезжаем.
Они так не договаривались. Самолет вылетает только завтра вечером.
Мари почувствовала: что-то не так.
— Что случилось?
Солохов смотрел на нее так, будто она только что спустилась с летающей тарелки. Потом перевел взгляд ей за спину.
Мари обернулась и снова увидела линию горизонта, над которой непрерывно вспыхивали молнии, освещая ночное небо подобно северному сиянию.
— Гроза? — спросила Мари. — Она может помешать вылету?
— Это не гроза, — ответил Солохов.
Мари с тревогой смотрела на него:
— Это не… Что?..
Солохов крепко схватил ее за руку: