Вавилонские ночи

— Да, — ответил врач на безупречном английском. — Я об этом читал. Настоящий герой. Французское правительство решает, не наградить ли его медалью. Можете себе представить? По всем прогнозам он выживет, но вообще-то, конечно, чтоб после такого уцелеть, нужно обладать телосложением гориллы. Один из выстрелов пробил легкое. Его грудная клетка больше напоминает скотобойню — и снаружи, и изнутри. Кстати, не знаете, откуда у него все эти шрамы?

Виньон покачал головой.

— Можно мне к нему? — спросила Анна.

— Его накачали сильнодействующими препаратами. Вряд ли он вообще заметит ваше присутствие. И постарайтесь не задерживаться надолго.

Анна вошла в палату.

— Медаль, кто бы мог подумать! — сказал Виньон. — Боятся, что, если он выживет, то затаскает изрешетивших его полицейских по судам. Им куда выгоднее мертвый герой.

— Да, — согласился врач. — Так уж у нас, французов, заведено.

Спец лежал в кровати, почти незаметный под кучей повязок и трубочек. Он был жив, но за последние два дня ни разу не открыл глаза и не вымолвил ни слова.

— Спасибо, — сказала Анна. — Я знала, что не ошиблась в тебе.

Она сжала его безжизненную руку в своих ладонях и долго стояла так. По ее щекам струились слезы. Когда Анна наконец вышла из палаты, Шпандау ждал ее у дверей. Она тут же бросилась к нему в объятия.

— И что дальше? — спросила его Анна.

Они вернулись на виллу и теперь сидели в общей гостиной.

— Поедем домой, — сказал Шпандау. — Я вернусь к своей работе, а ты снова станешь любимицей журналистов и публики.

И это была чистая правда. После того случая к Анне вернулась мировая слава, ее имя и фотографии то и дело мелькали на страницах газет и на телеэкранах по всему миру. Вот и сейчас за воротами виллы толпились журналисты, не терявшие надежды увидеть ее. Телефон разрывался от звонков. Бедняге Спецу тоже досталось. Полиции пришлось выставить в больнице охрану, чтобы отгонять назойливых фоторепортеров, стремившихся запечатлеть его на смертном одре. Это была самая дурная разновидность славы; мало кого волновало, благодаря чему эта самая слава пришла, — главное, что человек знаменит.

— Я имела в виду нас с тобой, — уточнила Анна.

Для нее фестиваль уже закончился. Организаторы любезно освободили ее от обязанностей члена жюри. Андрей успел позвонить раз десять, а то и больше. Но она не ответила ни на один звонок.

— Не знаю, — признался Шпандау.

— Хватит уже этих штучек в духе Гэри Купера[83], - сказала Анна. — Тебе пора наконец принять хоть одно серьезное решение, а не отсиживаться под кроватью, как ты поступал до сих пор. Я долго пыталась припереть тебя к стенке, гонялась за тобой, как Вилма Флинтстоун[84] с гребаной дубинкой, но с меня довольно. Ты, как и я, отлично знаешь, что мы подходим друг другу, и это само по себе немало, учитывая, что оба мы — неотесанные деревенщины с запутанной личной жизнью. Это конец фильма, детка, и за тобой выбор, кого поцеловать: меня или свою лошадь.

— Это ты еще ни разу не видела мою лошадь, — усмехнулся Шпандау.

— Ты со всеми вот так же отшучиваешься?

— Уметь вовремя отшутиться — очень важно, — сказал он.

— Не сомневаюсь.

— Мы с тобой как Ник и Нора Чарльз[85], - сказал Шпандау. — Как Бернс и Аллен[86]. Как Бен и Джерри[87], как Сакко и Ванцетти[88], как…

— Ох, ну хватит. — Анна подошла и уселась к нему на колени.

— Я хотел сказать: как Том Микс[89] и его чудесная лошадь Тони.

— Правда? — улыбнулась Анна. — Ну, тогда давай вместе уедем в закат, ковбой.

Виньон, по-прежнему передвигаясь на костылях, поднялся по ступенькам к двери Амалии. Он постучался и подождал. Когда они договаривались о встрече по телефону, голос девушки звучал очень отстраненно, поэтому Виньон вообще не был уверен, что застанет ее дома, но она открыла.

Теперь квартира выглядела совершенно иначе. Намного чище и светлее — как будто из-за отсутствия Ульбека в жилище стало проникать больше света. Амалия выставила на видные места все свои японские безделушки.

— Хотите чаю?

— Нет, спасибо, я всего на минутку. Я подумал, что вы захотите принять от меня одну вещь.

Он достал самурайскую повязку, которую Амалия сделала для Перека, и протянул девушке.

— Эта штука была у него в кармане.

— Знаете, он ведь не стал бы ее убивать.

— Анна тоже так считает. Впрочем, трудно предсказать чье-то поведение заранее.

— По-вашему, люди не могут измениться?

— Нет. Не могут.

— Тогда я вам сочувствую. Вы так ничего и не поймете, пока до вас не дойдет, что все меняется. Перемены — это самое главное, что у нас есть.

— Мне кажется, он был сумасшедший. Мне немного жаль его, но таким, как он, лучше не обременять собой этот мир.

— И вы думаете, он сам этого не знал?

Пауза.

— Пожалуй, я все-таки не прочь выпить чаю.

— Хорошо. У меня есть для вас сюрприз.