На вилле когда-то в прошлом размещался винный заводик, выпускавший чрезвычайно легкое и освежающее розовое вино. Никто не знал, из-за чего производство в конце концов прекратили, тем более что вино, по всеобщему мнению, было хорошее. В пятидесятые годы заводик продали некоему английскому лорду, который пытался возродить выпуск вина, однако не переносил сырости и скорпионов. Здание переходило из рук в руки еще трижды, пока в восьмидесятые его не приобрела состоятельная американская чета. Новые хозяева тут же взялись за перестройку здания и пригласили знаменитого итальянского архитектора, который сохранил в прежнем виде только оболочку дома, полностью переоборудовав все внутри. Новая двухэтажная постройка задействовала даже пещерообразные пространства шириной в полметра внутри полых каменных стен. Эта окружающая жилые помещения зона служила для защиты и для вентиляции и являла собой нечто вроде двойных стеклопакетов в окнах — так сама собой отпала проблема повышенной влажности, а хозяева смогли оснастить дом ультрасовременными кондиционерами и сантехникой, к которой американцы питают слабость прямо-таки на генетическом уровне. Решение оказалось поистине гениальным, и гости неизменно испытывали приятное изумление, подходя к старинным тяжелым дверям каменной винодельни и переносясь в мир яркого освещения и новейших технических достижений.
У дверей делегацию встречала госпожа Мэй, англичанка, агент по недвижимости. Анна прошествовала мимо нее, словно шотландская королева Мария Стюарт. Госпожа Мэй засеменила следом, стараясь не отставать. Она представила Анну целому штату прислуги, повару, который выглядел точь-в-точь как Дэвид Нивен[51]
, и хрупкой женщине средних лет, которая делала все остальное. Повар немного владел английским, а женщина средних лет — и того лучше. Анна благожелательно с ними побеседовала, не обращая ни малейшего внимания на нервно подергивавшуюся у нее за спиной госпожу Мэй. Той не терпелось поскорее показать постояльцам оставшуюся часть дома, а во время обеденного перерыва улизнуть на свидание к любовнику-испанцу.— Не желаете ли осмотреть оставшиеся комнаты? — не выдержала госпожа Мэй.
— Какой кухне отдаете предпочтение вы сами, когда готовите? — поинтересовалась Анна у повара Франца. Она не выносила, когда у нее за спиной стояли и поторапливали, и если кто-то имел неосторожность так поступить, Анна упрямо отказывалась двигаться с места. Всю жизнь люди вокруг Анны куда-то протискивались и толкались, и не было еще случая, чтоб суета в итоге пошла ей на пользу. Чем сильнее напирали сзади, тем медленнее Анна продвигалась вперед.
— Провансальской, — ответил Франц. — Прежде всего, конечно, морепродуктам, а также итальянским блюдам.
— Звучит восхитительно, — одобрила Анна. Она обернулась и застукала госпожу Мэй в тот момент, когда та взглянула на свои наручные часы. — Что такое, вы спешите? Разве вы не планировали показать мне дом? — осведомилась Анна.
Вид у госпожи Мэй был пристыженный, но она быстро оправилась и повела Анну по комнатам. На столе в столовой красовалась гигантская ваза с цветами.
— Их доставили специально для вас сегодня утром, — сказала домоправительница Елена. — В вашей комнате стоит еще один букет. А здесь фрукты. — Она указала на вместительную корзину, водруженную на сервант.
«Фрукты, должно быть, от организаторов фестиваля. Французы без ума от фруктов, — подумала Анна. — Может, здесь даже изобрели какой-нибудь язык фруктов, по аналогии с языком цветов. Яблоко означает любовь. Артишок как бы говорит: „Я защищаюсь“. „Я взволнован“, — сообщает сочный персик, а с бананом все и так чертовски ясно».
Анна проверила, не вложена ли в букет открытка, хотя и так знала, кто отправитель. Андрей. Он любил посылать цветы, считал, что они помогают ему казаться этаким светским повесой. Но по его букетам невозможно было ничего прочитать — ведь он поручал заказывать цветы секретарю, а сам даже представления не имел, что они там послали. Андрей всеми силами старался поддерживать имидж Пушкина от кинематографа, но при этом был лишен поэтического дара и поэтому подпускал таинственности. В большинстве случаев это срабатывало. Да что говорить, года два эти чары действовали и на Анну. «Было бы чудесно снова увидеть тебя. Андрей», — гласила открытка. «Ну уж нет, — подумала Анна. — Этого я не допущу».