Вавилонские ночи

— На деле последнее, чем стоит заниматься, — это пытаться что-то отстоять. Споря и рубясь за свою позицию, ты выглядишь отчаявшимся, а это в наших наполненных акулами водах означает верный провал. Это все равно что позвонить в колокольчик, призывая к себе пираний. Мое дело — прийти на переговоры, быть очаровательной и притворяться, будто режиссер действительно хочет взять меня на эту роль, хотя он не хочет. Я для нее слишком стара, и все это знают. Однако все видят, что я веду переговоры со знаменитым режиссером, а это значит, что, вопреки бродящим в определенных кругах слухам, я все еще в игре.

Она нервно затянулась сигаретой и покрутила ее между кончиками пальцев, как Бетт Дэвис. Сейчас она, сама того не осознавая, работала на несуществующую камеру.

— Режиссер согласился встретиться со мной только потому, что Шерил иногда умеет изображать Кали, богиню разрушения, и она — его единственное связующее звено с другими актерами, которые ему рано или поздно понадобятся. В конечном счете «моя» роль достанется какой-нибудь другой ее клиентке, а наша основная цель — дать ему, и продюсеру, и всем остальным понять, что я по-прежнему жду предложений и состарилась не настолько заметно, как утверждает журнал «Пипл». Кроме того, талант ни за что и никогда не должен заводить разговоры о делах или деньгах. Никогда. Для этого Бог создал агентов и продюсеров. Они идут в какое-нибудь особое место, и там, за закрытыми дверями, грызутся друг с другом, как питбули, лишь бы только не расстраивать своими склоками нас, чувствительных людей искусства. Как ни странно, мне даже импонирует эта идея. Я люблю контролировать ситуацию, пусть даже для этого нужно время от времени брать грех на душу.

Она по-прежнему этого хотела. Что бы она ни утверждала, как бы ни пыталась себя преподнести, она по-прежнему хотела оставаться звездой. Она никогда не сможет остановиться на этом пути, как не может приказать сердцу прекратить прокачивать по телу кровь. Шпандау слушал ее речи, смотрел, как она расцветает, и понимал: какие бы чувства он к ней ни испытывал, какие бы эмоции ни зрели в нем, все было безнадежно. Ему нет места в этом мире, и никогда не было. Лучше сразу отступиться, не причиняя никому боли. Делай свое дело, держи рот на замке, а когда настанет час — вернись домой один.

— В конце концов, переговоры всегда складываются по четкой схеме, как одна из этих японских чайных церемоний, которые мы видели в кино. Мы все знаем, что от нас ожидают. Я только улыбаюсь, кланяюсь и надеюсь, что на том месте, где мой вспотевший зад касался пластиковой подушки, не останется влажного пятна.

Всему остальному миру Канны видятся местом нескончаемого празднества, но в действительности это рыночная площадь, где продаются и покупаются фильмы, а с ними и карьеры. Канны имеют куда меньше отношения к искусству кинематографа, чем к искусству торговли. Да и как иначе? Ведь здесь издавна была достигнута высочайшая концентрация медийных мощностей. С другими городами даже нечего и сравнивать.

Агент Анны назначила столько встреч с влиятельными режиссерами и продюсерами, сколько смогла впихнуть в расписание показов. По словам Анны, даже если ни одна из встреч не окупится, пусть видят, что она все еще на плаву. По крайней мере, пока. Пройдет еще несколько лет, и любые переговоры прекратятся, придется просто сидеть сложа руки и ждать, пока кто-нибудь не позвонит. Анна знала, что Шерил и так уже вынуждена выкручивать продюсерам и режиссерам руки. И гадала, как долго она еще будет за нее хлопотать. Никто не ждет от агента верности до гроба. Это бизнес. И все это понимают. Так что, пока ее время еще не вышло, Анна позволяла до отказа набивать свои дни бесконечным круговоротом чмоков в щечку и пустых разговоров, за которыми скрывалось нарастающее ощущение безысходности.

Они продолжали ходить на утренние сеансы. Как выяснилось, это был грамотный ход: если ночью выспаться, а утром как следует заправиться кофе, то меньше шансов задремать во время просмотра. Безусловно, попадались и такие картины, которые заснуть не позволяли, но очень многие фильмы, по мнению Шпандау, отличались излишней серьезностью: царившее в них мрачное настроение призвано было пробуждать в зрителе чувство горечи, но после массы просмотренных однотипных картин лишь вызывало зевоту. Даже насилие сделалось стилизованным, скучным и кочующим из сюжета в сюжет.

Шпандау тосковал по фильмам, в которых есть над чем посмеяться. А участвовавшие в фестивале картины, по замыслу создателей, должны были впечатлять своей реалистичностью, но из-за недостатка юмора все они являли собой очередной извращенный и необъективный взгляд на мир. Шпандау вспомнил собственное детство, омраченное жестоким и грубым обращением со стороны отца, которого все страшно боялись. Но даже в такой нерадостной обстановке находилось место смеху — пусть шутки были порой довольно мрачными, но все же они помогали ему, его сестре и матери сохранять рассудок перед лицом подогретого выпивкой отцовского буйства.