Важнее, чем политика

Ведущий/Александр Архангельский.Проект наш называется «Важнее, чем политика», но и в политике есть то, что важнее, чем политика. Когда Олег Валерианович Басилашвили занимался непосредственно политикой, в «лихие девяностые»… (Олег Басилашвили. В жуткие…) в политике имелась область, связанная непосредственно с ценностями человеческой жизни – ключевыми, не материальными; со сферой идеала. Но скажите, пожалуйста, вам как художнику зачем это было нужно? Ведь часто приходится слышать, что художник должен заниматься творчеством, а привходящее ему мешает, сбивает с тонкой эстетической настройки. Вот недавно у нас был Евгений Гришковец – он именно так и считает.

Олег Басилашвили.Я отвечу. Но в компании таких умных экономистов, ученых людей, чувствую себя стесненно, поэтому сначала расскажу анекдот.

Село в Грузии, высоко в горах. И только две недели в году, когда стаивает снег, туда можно добраться. И вот в это село приехал лектор читать лекцию. Сидят все в клубе, в кепках, в папахах. А он рассуждает на тему «Есть ли жизнь на Марсе»? Долго говорит, часа два.

«Ну, я закончил. Если есть вопросы, пожалуйста, задавайте».

Один поднимает руку.

«Вот ты нам говорил, есть жизнь на Марсе, нет жизни на Марсе – это мы все понимаем. Вот объясни нам одну вещь. Конфета „Подушечка“ знаешь, да? Вот как туда повидло попадает? Вот что я никак понять не могу».

Я в такой же мере экономист, международник и политолог, как этот самый грузин в кепке. Так что…

Ведущий/Александр Архангельский.Ну, про повидло-то вы знаете.

Олег Басилашвили.Я не знаю, какая разница между повидлом и вареньем, но и то и другое сладкое. Что же касается темы нашего разговора, то она очень важна. То, что «бытие определяет сознание», какова наша жизнь, настолько она равна нашему сознанию, – вранье. Ничего подобного. Если наше сознание высокое, то и бытие наше постепенно становится выше. Поэтому когда говорят, что культура не воздействует на общество, – неправда. У Глеба Успенского есть замечательный рассказ: уголовник посещает Лувр и видит там Венеру Милосскую; глядя на нее, он понимает, как неправильно жил, потому что есть подлинная красота. И бросает свою уголовную профессию, становится нормальным честным человеком. Такого, разумеется, быть не может. После самых замечательных спектаклей зритель не говорит: «Все. Я больше воровать не буду. Я теперь пойду работать дворником». Нет. Но что-то все-таки западает в башку, западает в сердце, с чем-то человек уходит оттуда…

Вот я вспоминаю свое раннее детство. Я москвич, родился и жил рядом, в доме-комоде, в синем этом доме, вот там (машет рукой в направлении Хитровки). В больнице не было мест для рожениц. Были только кровати для сумасшедших, закрытые со всех сторон. Маме сказали: «Хотите вот там рожать»? Она говорит: «Мне все равно где, лишь бы лечь». Её положили в эту клетку, и там она меня и родила. А жили мы на Покровке, вот там, где аптека (снова машет рукой.)

Незадолго до начала войны, за несколько дней до нее, мама повела меня на спектакль московского Художественного театра «Синяя птица» в постановке Константина Сергеевича Станиславского. Я не знаю, гениальный это был спектакль, не гениальный, я только помню две вещи. На всю жизнь врезалось. Мальчик и девочка, Тиль-Тиль и Митиль, которые ищут Синюю птицу, чтобы принести счастье людям, попадают неожиданно в страну воспоминаний, где видят своих дедушку, бабушку, братьев и сестер, которые умерли уже давно. И разговаривают с ними. А потом спрашивают: «Бабушка, дедушка, а вы живы или нет? Как же так, мы с вами сидим, разговариваем, вы же давно умерли? Живы вы или нет»? А те им отвечают: «Вот если вы о нас помните – мы живы, а если нет, то мы мертвы». Так это гениально сыграли актеры, до таких глубин детской души добрались, что и передать невозможно.

И еще помню самый конец спектакля. В клетке сидит какая-то полудохлая птичка серого цвета. Они ошиблись, не нашли свою Синюю птицу, и фея, выходя на авансцену, говорит им: «Ребята, мы не нашли Синюю птицу, к сожалению. Но, может быть, когда-нибудь кто-нибудь из вас найдет ее, и тогда все будут счастливы. Поищите». И на этом завершается спектакль. Занавес…

А когда я пришел после спектакля домой, то заметил, что на нашей коммунальной кухне капает вода из крана. А это ведь не так просто. За этим ведь какая-то тайна есть. А в печке горит огонь. А вода и огонь друзья и враги. Это было сыграно великими артистами, уровня Москвина-Тарханова! И я понимаю, что у каждого предмета – у хлеба, у сахара – есть своя душа и свой характер. И не так все просто, как мне казалось раньше. Вышел котик Барсик на нашу кухню. Это не просто котик. Он что-то там такое чувствует, и к нему надо иначе относиться.