Вчера

В районе белых особняков Кошкин неожиданно получил подножку, профессиональный удар ребром ладони по кадыку, выронил оружие и через мгновение уже бился в крепких объятиях военного патруля, спешившего по Карла Либкнехта на звуки ночной стрельбы.

— Вот и хорошо, товаришок… Не дёргайся!.. Разберёмся… — Приговаривал один из патрульных, надёжно связывая заломленные руки Кошкина обрывками каких–то проводов…

Наряд патруля, вооружённого автоматами ППС‑43, состоял из сержанта и двух рядовых.

— Кулешов, айда к машине! Да не бзди! Что не так — стреляй!

Кулешов, изготовив автомат, вайловатой рысью понёсся к легковушке на свет фар.

Вскоре он вернулся, тяжело дыша.

— Там раненый водитель и убитый большой начальник, этот, видать, поработал, — кивнул он на задержанного.

— Ах ты, сука! — Пнул «Кошкина» сержант. — Да я бы тебя лично, если б не служба!.. Гадёныш… Ложись на землю, угомонись, гнида!..

— Раненый как? Сам обойдётся, покуда пришлём группу? — Обернулся сержант к Кулешову.

— Тяжелый он, товарищ сержант, без сознания, кровищи до хрена из отсюдова! — Он похлопал себя по правому карману шинельки. — Я его плотно усадил и посильнее прижал к сиденью, чтобы меньше сочилось…

Сержант помолчал, обдумывая ситуацию. Скрутив и раскурив самокрутки из крепчайшей махры, ребята затягивались дымом, успокаивая нервы.

— Так, кончай перекур! Чем быстрее доставим диверсанта, тем скорее пошлют группу на помощь шофёру. Вперёд!

Они подняли безучастного «Кошкина» и почти волоком потащили в комендатуру, располагавшуюся через два квартала на углу Карла Либкнехта и Грязнова в четырёхэтажке водников напротив завода имени Войкова.

Город молча наваливался на патрульных слева и справа химерическими тенями ночного мрака. В уцелевших домах не светилось ни единого огонька. И ещё действовала на нервы тотальная гробовая тишина теперь уже тылового города.

Петлюку ещё рассказали, что было следствие, но проводили его представители Москвы, которые сразу же забрали «капитана НКВД» в столицу. Говорили, что ему якобы дали 25 лет. Но это были, понятно, только разговоры. Судили мерзавца закрытым судом пресловутой «тройки» по законам военного времени. А вышка тогда ещё была ой как в ходу…

Когда Пётр Прохорович «переварил» эту драматическую историю, то понял, кто был таинственный «капитан Кошкин». Но он почему–то не доложил по службе и вообще ни одной живой душе ничего не рассказал.