Пока они были малы, они учились в ешиве «Древо жизни». Когда подросли, протянули свои руки к «древу познания». Оставили «Древо жизни» и начали искать свой путь в жизни, не путь изучения Торы и существования на халуку, уже «открылись» их глаза, и они увидели, сколько пороков у тех, кто учит Тору и при этом живет на халуку. Было их – четверо друзей. Один хотел учиться ремеслу, чтобы зарабатывать на жизнь; другой мечтал приобрести себе клочок земли и выращивать хлеб, как сделали некоторые исключительные люди из Иерусалима, основавшие Петах-Тикву; третий думал изучать медицину; четвертый – все еще не решил, что он будет делать.
Не все, что человек хочет, он делает, тем более в Иерусалиме, отнюдь не знаменитом расцветом ремесел. Занялся каждый из них тем, что у него получилось, лишь бы не возвращаться в ешиву. Тот, что хотел учиться ремеслу, стал служить в магазине; а тот, что хотел выращивать хлеб, стал делопроизводителем в благотворительном учреждении; а тот, что хотел стать врачом, ходил в типографию и изготавливал копии рукописей для заграничных ученых; а тот, что пока не решил, кем он хочет быть, сидит и учит языки. Шесть будничных дней они заняты своей работой. Приходит суббота – приходит покой. Приходит покой – душа просит наслаждения. Наслаждения, от которого и телу хорошо. Собираются они, и выходят из города, и гуляют в его окрестностях, ведь за пределами города, среди вздымающихся гор, на свежем воздухе, знания человека обогащаются, тем более, в Иерусалиме, где каждый шаг приносит человеку знание и понимание. Присоединяется к ним Ицхак и идет с ними. И хотя они – учили Тору, и отцы их – уважаемые люди в Иерусалиме, не заносятся они перед Ицхаком, наоборот, приближают его к себе, уважая в нем мастера. Хотя им не довелось овладеть каким-нибудь ремеслом, к самим ремесленникам они относятся с большой симпатией. Будучи молодыми людьми, начитавшимися новых книг, они презирали халуку, хотя их отцы кормились от нее. Но и они сами тоже пользуются ею, ибо нет в Иерусалиме ни одного рода деятельности, чтобы не присутствовало в нем что-нибудь от халуки.
Нет в Иерусалиме ни одного рода деятельности, чтобы не присутствовало в нем что-нибудь от халуки, и нет в Иерусалиме человека, который не говорит о халуке. Если он получает ее, то жалуется и возмущается, что дают ему столько, что не умрешь, но и жить не можешь. А тот, кто не нуждается в халуке, одинаково осуждает и берущих, и распределяющих ее. Тем не менее не мешает знать, что, если бы не «ненавистная» халука, евреи бы умерли все с голоду, ведь торговли и промышленности нет в Иерусалиме – чем бы они кормились? А те, кто ведает распределением халуки, о ком говорят, что большая часть денег остается у них в руках? При жизни никто не видел их разъезжающими в каретах по садам и паркам, а после смерти не осталось от них ни капитала и ни богатства. До сих пор помнят старцы Иерусалима реб Йоси Ривлина. В течение двадцати пяти лет он был писцом и доверенным лицом; днем трудился для бедных, а по ночам корпел над Торой, и всю жизнь не видел ничего хорошего, и смиренно подставлял свою спину под груз бед и страданий; и все деньги, поступающие в Иерусалим, проходили через его руки, а он не ел мяса и не пил вина даже в субботу и в праздничные дни, а довольствовался куском черного хлеба и черным кофе. И он умер, не оставив после себя вдове и сиротам ничего даже на одну трапезу, зато оставил после себя одиннадцать жилых кварталов, которые он добавил к Иерусалиму.
2
Ицхак, как и его современники из Второй алии, застал Иерусалим уже в кольце ряда жилых кварталов, для него предместья и центр были единым целым, одним городом. И он не знал, что в прежние времена весь Иерусалим лежал внутри стен, и все эти районы, столь многолюдные сегодня, были безлюдной пустыней, и с заходом солнца запирали городские ворота на ночь до утра, а если человек оказывался за стенами города, он подвергался опасности попасть в руки разбойников. Когда сопровождал Ицхак на прогулках своих товарищей, выросших в Иерусалиме, услышал он от них, каким образом были выстроены эти кварталы. И когда выстроены? Во времена, когда вся Эрец была полна разбоем. И кем они были выстроены? Жителями Иерусалима, «людьми халуки», жившими среди всякого сброда, врагов, среди взяточников-кровопийц. Но они не жалели себя и своих близких, и все это ради заселения и восстановления Иерусалима. Мы видим их недостатки и не видим их достоинств. Но если бы не они, расширившие границы еврейского присутствия, был бы Иерусалим зажат внутри стен – и во всех этих местах не было бы ни души.
Ицхак уже отошел от некоторых своих прежних принципов, но свое отношение к халуке не забыл. Теперь, гуляя по этим кварталам и глядя на заселенные дома, он не переставал удивляться: люди, про которых говорили, что они бездельники, мракобесы, что они далеки от цивилизации, – именно они расширили Иерусалим и подготовили место для будущих поколений.