Читаем Вчера-позавчера полностью

А теперь, дорогие друзья, когда мы оглядываемся на жизнь Ицхака, мы стоим потрясенные и устрашенные. За что он наказан так? Неужели за то, что он обрек на страдания собаку? Но ведь он не хотел этого, а только пошутил. Это и еще другое, хотя конец Ицхака Кумара не связан напрямую с его началом. По своей природе и по своим способностям должен был Ицхак обосноваться на земле, и был бы там счастлив, и привез бы отца, и братьев, и сестер. Несчастные эти, не видевшие светлой минуты в жизни, как они были привязаны к Эрец! Сестры Ицхака нашли бы здесь женихов, а Юделе пахал бы ее землю и складывал бы о ней чудесные стихи. А реб Шимон Кумар, отец Ицхака, товарища нашего, отец, которого все еще преследуют кредиторы, увидел бы счастье своих сыновей и дочерей и был бы счастлив. И Ты, оплот нашего спасения, Всеведущий и Всемогущий, Ты слушал бы из уст жаждущих от Тебя спасения хвалу Тебе во все дни их. Легко им, тем, что не затрудняют себя лишними размышлениями – либо из-за излишней наивности, либо из-за излишней мудрости. Но всякий, кто не особо наивен и не особо умен, что он может сказать и что ответить?

<p>3</p>

И уже начали соседи говорить про Ицхака, что зять рабби Файша не в своем уме. Фантазеры выдумывали, что видели его, как он ползает на четвереньках, и лает по-собачьи, и бежит за каждым человеком, чтобы укусить его. Напал ужас на людей, и они стали жаловаться на попечителей колеля, что те позволяют опасному человеку находиться среди людей. Дошло это до попечителей колеля, и они послали к нему врача. Увидел врач Ицхака и сказал: «Нужно отправить его в Египет, в институт Пастера. А пока надо связать укушенного веревками, и поместить его в отдельную комнату, и запереть дверь за ним».

Связали Ицхака веревками, и поместили в отдельную комнату, и заперли за ним дверь, и опустили жалюзи, и приносили ему воду и пищу. Из-за ужасной слабости он не мог ни есть, и ни пить. Сидел Ицхак один в темной комнате и оплакивал себя словами «Эйхи»[127]: «…Плачет, плачет она по ночам, и слезы ее на щеках у нее…» И каждый, кто слышал его голос, оплакивал его и жену его. Иногда он приходил в себя и предупреждал прислуживавших ему, чтобы те были осторожны, как бы не укусил он их, а иногда пытался уснуть. Но сон не шел к нему. А бывало, смотрел он пустыми глазами и не просил ничего.

Яд собаки проник во все органы Ицхака. Лицо его почернело, глаза покрылись стеклянной пленкой, язык его распух, как большой инжир. Страшная жажда душила его. Пытался он попить воды – казалось ему, что стая маленьких собачек пляшет в воде. (И он тоже, так люди рассказывали, лаял по-собачьи.) Потом парализовало его тело и парализовало мускулы его лица. Потом отнялся его язык, и остановились глаза. Наконец, испустил он свою больную душу и вернул ее Богу, хозяину всех душ, перед которым нет… «ни смеха, ни легкомыслия».

Собака исчезла с глаз долой, но ее укусы свидетельствовали, что она жива. С тех пор как узнала собака вкус человеческого мяса, она кусала и кусала. Многие пострадали от нее, и многие вспоминали о ней с ужасом, пока не началась большая война и не позабылось это несчастье.

<p>4</p>

В тот день, как похоронили Ицхака, покрылись небеса тучами. Стало пасмурно, и подул ветер, и засверкали молнии, и загремел гром. От грома и молний задрожало небо, и появились капли дождя, слабые и горячие. Назавтра рассеялись тучи и засияло солнце, и поняли мы, что все наши надежды были тщетны. И ветры, на которые возлагали надежды, что они подкрепят наши силы, не принесли с собой облегчения, потому что были горячими и пронзали людей, как пиявки.

Но ночью стали холоднее ветры, и мир начал остывать. На следующий день показалось мутное солнце, зажатое облаками. Не успело оно завершить свой путь, как было вытолкнуто с небес. Солнце, этот пожирающий все огонь, которое пылало страшным жаром и сожгло каждую травинку в поле, и иссушило деревья, и опустошило все источники воды, померкло: темные тучи наступали ему на ноги, так что не было ни уголка в небе, откуда не вытеснили бы они его. И когда подняли мы глаза наши к небу – убедиться, не обманывают ли нас тучи, полились благословенные дожди. Вчера-позавчера стояли мы на молитве, и каялись, и плакали, и трубили в шофары, а сегодня произносим благодарственные молитвы, и поем, и ликуем.

Как только начали идти дожди, уже не прекращались ни днем и ни ночью. Потоки воды струятся в изобилии сверху и снизу, на крыши наших домов и под дома, уносят вещи и обрушивают стены. Зато колодцы наполняются водой. И уже есть у нас питьевая вода, и есть даже вода, чтобы варить пищу, и печь халы, и омывать руки. Шесть или семь дней шли дожди, а если прекращались, то шли снова и снова. Наконец, остановились дожди, и рассеялись тучи, и засияло солнце. И когда мы вышли из домов, то увидели, что земля вся убрана цветами.

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза еврейской жизни

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века