— Ах, вот он какой! Он так же изящен и так же порочен, как и его рисунки! Вам ведь нравятся виньетки Сергея Лодыгина?
— Ну, конечно! Это воплощение самого тонкого вкуса! — говорит Он, подливая вино в ее бокал.
Так часто, читая о той эпохе и литературных деятелях, натыкаешься на упоминание о ресторане «Вена», как некоем сборище журналистов и литераторов, правда, не первой величины.
И как-то никому из этих мемуаристов и в голову не пришло описать этот ресторан и его некую особенность, отличающую его от других.
Мне приходилось не раз обедать в нем, причем привлекало меня любопытство посмотреть на живых людей, фамилии которых так часто встречаются в журналах!
Ресторан этот находился на Малой Морской — теперь улице Гоголя. Не могу указать дома, где он был. Он считался не из дорогих заведений, питающих столичных жителей.
Обед из четырех блюд стоил 80 копеек, тогда как в более фешенебельных ресторанах «дневной обед», — подчеркиваю это, — стоил один рубль.
В многочисленных «домашних столовых», «польских столовых» обед из трех блюд стоил копеек тридцать. Но в них не было никаких водок, вин… так как они платили ничтожный налог.
Около 30–35 копеек стоил и у нас обед в Академии. Но можно было пообедать копеек за семь или восемь, когда денег не было. Этого уже нельзя было сделать в «домашних столовых».
Особенность «Вены» заключалась в том, что обед был одинаков для всех. Официанты обносили блюдом и накладывали на тарелки посетителей. Накладывали, не считаясь с «порциями»!
Официант, положив вам на тарелку кусок ростбифа изрядной величины, говорил:
— Господин студент, может быть, вы хотите еще кусочек? Не стесняйтесь! Разрешите вам прибавить!
В ресторанах рублевых был и выбор и приносили вам точную порцию!
Помещение было обширное, но, как мне сейчас вспоминается, потолки довольно низкие, не как в «шикарных» ресторанах.
По стенам развешана масса карикатур и «зарисовки», начиная с Куприна, который частенько бывал в «Вене», и далее все ниже и ниже до Евгения Венского!
Висел, конечно, и рисунок Лодыгина и Бобышева, но не Судейкина или Григорьева. «Большие» писатели или с оттенком модернизма сюда не ходили!
Если хотите, тут царил реализм «квасной», это сказывалось и в рисунках! Вся обстановка скорее напоминала некий клуб, — причем члены клуба все одного направления.
Ни Кузмина, ни Волошина, ни сотрудников «Аполлона» тут никогда не было! Не говоря уже о Блоке! Он предпочитал встречи с «незнакомкой», а тут их не было!
Конечно, посетители делились на «своих» и впервые или случайно зашедших…
«Свои» приходили каждый день, имели свои столики, начинали обедать часа в два, а кончали в восемь.
После рыбного делали перерыв часа на два, потом подзывали официантов, которых, если постарше, звали по отчествам.
— Ну, Алексеич, пожалуй, я проголодался. Давай мясное!
Это мясное подавалось часов в шесть, а десерт и чай или кофе — уже часов в восемь.
Конечно, и «на запись» обедали!
— Потом, на следующей неделе рассчитаюсь!
Конечно, ничего подобного в других ресторанах не было. Однако надо было быть «своим». То есть приходить каждый день! Написать шуточное стихотворение или сделать карикатуру, которая сейчас же остеклялась и вешалась на стену!
Посередине, в центре ресторана стоял огромный стол человек на 20 или 30. «Неофита» сажали за стол рядом с незнакомыми посетителями.
И я, например, чувствовал, что попал на торжественный обед к какому-то богачу, где не все знакомы друг с другом.
Лакей обносил подряд и рыбой и мясом на огромном блюде. Так обносили на званых обедах.
Конечно, тут уж неудобно было затягивать от второго рыбного до третьего мясного на два-три часа!
Редакторы тут принимали работы, заказывали стихи поэтам, говоря: «Остается место на листе строчек на тридцать. Вы не могли бы к шести часам что-нибудь придумать?!» И вот поэт, не сходя с места, между супом и рыбным, начинает писать…
С рисунками дело сложнее, их приносили и получали новое задание для следующего номера.
Вот как надо понимать слова Сергея Лодыгина:
— Регинин ведь все дела вершит в «Вене», а не в редакции!
Мне кажется, где-то Корней Чуковский упоминает эту «Вену», не объясняя ее особенности, думая, что все эти «нравы и обычаи» всем известны!
Я слишком занят был своей работой и лишние деньги тратил на оперу и балет, а никак не на изучение ресторанов.
Сейчас бы я с удовольствием прочел мемуары настоящего знатока шантанов и ресторанов эпохи 1907—1913-х годов.
Были рестораны приличные, фешенебельные… «Донон», «Кюба», «Артель официантов» на Владимирской. Туда можно было придти с приличной, порядочной дамой.
Там уже нельзя было встретить девушек, распивающих чай или дешевое ситро с пирожными и посылающих одиноким мужчинам за соседним столом призывно-зазывные, многозначительные взгляды! Результатом этих взглядов было обычно приглашение соседа вместе разделить его скучный обед!
«Донон» славился румынским оркестром под управлением Титулеску… Страстные и иногда рыдающие звуки создавали некий настрой для последних признаний — обычно чужим женам.