Вчера Сегодня Никогда

Во время декламации Агнес поворачивалась, поднимала руки и ноги, с естественной грацией Красоты по-американски демонстрируя свой талант придавать традиционализму современное звучание. Достигнув края конвейера, Агнес с легкостью соскочила с него, отойдя влево, и остановилась, в то время как служители бесшумно унесли ее произведения вправо, за занавеси. Все было так замечательно устроено, что и покупатель Агнес, и цена, за нее заплаченная, оставались неизвестными. Номер второй. Симон де Боннекруа, родился в 1972-м, в Остенде, Бельгия, живет и работает в Париже и Сингапуре, волосы каштановые, глаза зеленые, рост 184, вес 73, телосложение сухощавое, гимнастическое, объем... размер-Живопись и скульптура Симона де Боннекруа анализирует ценностную шкалу общества потребления. Балансируя на грани ироничного восхищения эстетикой яппи и пафосного обличения современности, Боннекруа создает многослойные сатирические нарративы, превращающиеся в гениальный апокалипсический комментарий современного социума. Смешивая эстетику арт брют со стилем рекламных брошюр, он меняет иерархию живописной софистики, доводя ее до самоотрицания, превращающего эстетизирован-ную живописность в пропаганду мультяшных форм обыденной глянцевой красоты...

Симон, одетый в одни черные рабочие штаны, грациозно балансировал на подиуме конвейера, как на грани ироничного восхищения с па-фосным обличением, показывая залу свое поджарое тело, а за ним двигались его произведения, наклеенные на холсты с изображением пальм, моря и песка макеты современных гостиниц, обнажающих внутренние неприглядные гостиничные тайны. Симон присоединился к Агнес.

Номер третий. Родился, рост, волосы, цвет... соединив в себе влияния абстрактного искусства и графики арт деко произведения завораживают обманчивым колебанием между эфемерностью и определенностью... Номер двадцать восьмой... цвет, рост, размер... слоганы, нервно набросанные на коллажи стрит-арта из пульверизатора, превращают гневное обличение в стройную созерцательность, созвучную религиозным мантрам... цвет, рост, размер... использует средства, отражающие борьбу черного континента с вожделением Запада, символизируемого блестками, рассыпанными по произведениям... цвет, рост, размер-эффект зловещности, сближающий в работах глубоко личные переживания автора с общей тревогой культуры постиндустриального общества... цвет, рост, размер...

Так все шестьдесят девять. Понимая, что публика устает от изобилия впечатлений, художники старались, как могли. Один пуэрториканец, создавший инсталляцию Fuck your Order из газетных вырезок с политическими новостями, художественно заляпанными спермой, дажехде-лал стойку на голове. Его, правда, сочли вторичным, а наибольшим успехом пользовалась пара корейцев, выехавших под одним номером, стоя на плечах один у другого, с серией одинаково окрашенных белым полотен с одной черной точкой, поставленной каждый раз в новом месте; камбоджиец, родившийся в Пномпене, с огромными изображениями Будд, составленных из кукольных трупов, раскрашенных подтеками настоящей крови; и изящная кенийка, представившая огромные влагалища дивной красоты, сплетенные из засушенных тропических цветов, плодов и фруктов. Кенийка, правда, была лондонская, камбоджиец ни в каком Пномпене не родился, а папа его был вообще состоятельный француз, корейцы же уже давно проживали в Сан-Франциско. Впрочем, это все несущественные детали, и когда на подиуме появился последний художник, китаец Ханг Ху Янг, совершенно голый, со своими красными бумажными тиграми фаллической формы с лицами Мао, «обнажающими беззащитность коммунистической мужественности», как комментировал их директор Академии, зал разразился дружными рукоплесканиями.

Усталая, но довольная, публика расходилась. Художники были выведены в вестибюль по другой лестнице и там дожидались своих новых хозяев, сажавших их в «ягуары» и «мерседесы», чтоб увезти к новой жизни. Китаец достался московской галеристке, единственной, пришедшей на Daatchia в розовом и в бриллиантах, чем вызвала всеобщий интерес. Она бережно кутала свое приобретение в норковое манто, и красный «альфа-ромео» уносил Ханг Ху Янга прямо в аэропорт, к неведомому, а Темза светилась светом неизъяснимым, и шел мелкий, зябкий дождь за окнами машины, и вдали, в прозрачном сумраке маячил силуэт Tate Modem, с горящими яркими огнями окнами ресторана на верхнем этаже, где шел банкет по случаю очередного открытия, и рядом бился на ветру огромный кумачово-красный плакат с надписью «Выбор Эрика Даат-чи», анонсирующий грядущую вскоре выставку.

СВАЛОЧКА