Вчера Сегодня Никогда

В 1982-м бог всплывает в одной из нью-йоркских галерей благодаря тому, что его покупает всего за 500 $ Сьюзен Зонтаг в подарок Гленн Клоуз, актрисе еще молодой, но уже двигающейся к своим звездным далматинцам, и приземляется в ее квартире на Манхэттене. Белые стены, стилизованная баухаузовская мебель с черными каркасами, индийские пестрые подушки на полу, старомодная конструктивистская ваза Аальто из прозрачного стекла на антикварном столе Рульмана из черного дерева с перламутровыми вставками, полная белых тюльпанов, прошлогодний номер Literary Supplement к «Нью-Йоркеру», два раскрытых чемодана Vit-ton, панно Херринга и - Гермес Праксителя. Фотка в Vanity Fair, довольно плохая. Гораздо лучше фотография молодой Гленн Клоуз, сделанная самим Робертом Мэпплторпом, на которой Гленн задумчиво смотрит на Гермеса, почти не видимого, лишь отбрасывающего легкую тень. Мэпплторп в Гермеса влюбился и выпросил его у Гленн в подарок, как плату за фотопортрет. Гермес перекочевал по соседству, в мастерскую фотографа, и что богу там пришлось повидать напоследок, знает лишь он. Но никому не скажет. Несомненно, что Гермес наблюдал мучительную смерть Мэпплторпа. Одна из последних работ фотографа 1988 года, выполненная тогда, когда он практически не мог ходить и плохо видел, сделана с греческого бога. На фотографии улыбка Гермеса неожиданно обрела надменность, даже брезгливость, так, как будто он смотрит не на своего чудесным образом рожденного брата, а на окружающее гламурное безобразие, частью которого он, проводник душ в царство мертвых, вдруг стал, превратившись неожиданно для себя из бога в моднейшего манекенщика, в Виктора Варда, героя «Гламорамы», но и в этой своей ипостаси сохраняя божественную сущность, как сохранял ее все же весь неоклассицизм 80-х, последнее крупное явление двадцатого века, с его пристрастием к античным руинированным капителям, смешанным с хаитеком, вдохновителем и певцом которого и стал великий фотограф конца XX века Роберт Мэпплторп.

ДЕРЕВО ПИРАНЕЗИ

Затаившись, мир ждал окончания двадцатого века в 2000 году, с несколько наигранным кокетством пугая себя тремя нолями и компьютерным сбоем, который так и не наступил. Вскоре стало ясно, что чмокающая цифровая округлость ничего не означает, и, как всегда, все случилось совсем не так, как ожидалось, так что уходящее столетие подытожило год спустя никем не предсказанное, кроме все того же Апокалипсиса, 11 сентября 2001 года. Обгорелые руины в центре Нью-Йорка обозначили наступление третьего тысячелетия и подвели итоговую черту под веком мировых войн и коммунистических революций. Продажные интеллектуалы провозгласили катастрофу лучшей пиаровской акцией и великим произведением искусства, а повторение того, что гибель близнецов-небоскребов убила модернизм и что устремленность ввысь утопии авангарда исчерпала себя, уйдя в прошлое вместе с Берлинской стеной, СССР и сексом без презерватива, стало модной темой бла-бла-бла Интернета. Политики, режиссеры, архитекторы и писатели, в общем, вся мыслящая элита, сбились в гудящий рой, кружащийся над развалинами, вполне искренне переживая трагедию, что не мешало собирать с трагедии свой творческий нектар, используя ее в качестве источника вдохновения, а заодно - и в качестве источника различных материальных благ. Ведь в третьем тысячелетии нищий художник - плохой художник, это - аксиома. Что там переживать, никакой это не цинизм, все мы знаем, из какого сора цветут цветы, не ведая стыда, и всем давно известно, что спекуляция - основа любого творчества.