Вчерашний шпион

— Ты слишком безжалостен, Чарли! Ты хоть сам-то это осознаешь? — Этот ее вдохновенный оборот мне очень понравился, но я не стал ее прерывать. — В тебе нет ни плоти, ни крови… В тебе сидит какой-то часовой механизм! Ты не живешь, а просто тикаешь… — Я замер, боясь хоть чем-то ей помешать. Но что-то опять сорвалось. Она снова достала платочек и принялась утирать нос. Прошло еще немало времени, прежде чем она вновь «ожила». — Скажи мне, Чарли, тебе хоть раз приходилось любить или ненавидеть? Скажи! Только честно!

— Нет! Никогда в жизни! — с наигранным пафосом ответил я. — Я только время от времени меняю свои «предохранители».

— Я и вижу… И ты снова можешь, Чарли, по-прежнему тикать! Ни тебе угрызений совести, ни тебе страхов за будущее… Одна беда — всякий раз «предохранители» приходится ставить все большие и большие.

— Веселенькое дельце! По-твоему выходит, что когда кто-то подкладывает взрывное устройство в переполненном универмаге или расстреливает в упор безоружных людей в самолете, то это делается им по совести, из высоких моральных устоев или же исключительно из бредовой идеи создания нового Иерусалима? — выпалил я в запальчивости. Как ни странно, но мое упоминание Иерусалима обеспокоило ее.

— А я-то тут при чем?! — взорвалась она. Глаза ее удивленно округлились, а губы вытянулись в узенькую полоску, символизирующую благородное негодование. — Уж не думаешь ли ты, что я связана с палестинскими террористами?

— Нет? Тогда с кем же ты связана?

— Я… Я думаю, что нам лучше всего воспользоваться шоссе… Я уверена, что эта машина не угнанная и нам следует направиться прямо в Париж…

— Не понял! Так с кем ты связана? — попытался я настоять на своем, но ответа не последовало уже в который раз. Впрочем, своим молчанием она сказала больше чем достаточно. Видимо, понимая это, она низко склонилась к коленям, подперев голову руками. В такой застывшей позе она просидела несколько минут подряд. Затем она не спеша выпрямилась и посмотрела назад.

— Не стоит так волноваться! Я присматриваю за дорогой, — сказал я, — а ты постарайся успокоиться и отдохнуть.

— Мне просто как-то не по себе. Я боюсь, Чарли…

— Брось! Все будет нормально. Лучше попробуй-ка заснуть!

— Заснуть?! Я уже лет десять не могу заснуть, пока не наглотаюсь снотворного!

— Нет, нет! Никаких таблеток! Мы должны быть в постоянной готовности.

Вскоре вдалеке я заметил приближающийся вдоль дорожного полотна вертолет, а через несколько минут стал слышен и нарастающий рокот его мотора. Пина плотно прижалась к лобовому стеклу, пытаясь повнимательнее рассмотреть машину, когда она пролетала прямо над нами.

— Это дорожная полиция, — как бы разговаривая сам с собой, произнес я.

Она кивнула в знак согласия и вновь опустилась на свое сиденье, устало склонив голову к боковому стеклу. Я взглянул на нее. Что и говорить, вид у Пины был далеко не самый лучший — посеревшее лицо, спутанные волосы, размазанная губная помада… Пальцы рук образовали тугой, невообразимо запутанный клубок. Прошло еще немного времени, прежде чем, не открывая глаз, сухим, шелестящим голосом она произнесла:

— Мне очень хочется что-нибудь выпить. Мне просто необходимо выпить!

— Ну тогда в Лионе…

— Нет! Ты не понял меня. Мне нужно прямо сейчас, — сказала она и принялась перерывать содержимое различных отделений машины в надежде отыскать спиртное. Ее старания оказались напрасными, и это обстоятельство взвинтило ее больше прежнего.

— Успокойся! Мы найдем что-нибудь по пути.

— Ну тогда, Чарли, давай побыстрее, — еле сдерживаясь проговорила она. И хотя Пина по-прежнему изо всех сил стискивала свои пальцы, было видно, что они дрожат. С каждой минутой ее лицо все сильнее искажала болезненная гримаса.

— В первом попавшемся месте я куплю тебе что-нибудь выпить, — твердо пообещал я.

— Да… пожалуйста…

Не проехали мы и километра, как в стороне показался элегантной архитектуры домик. Его порталы были украшены самыми разными эмблемами туристических клубов, а на крыше развевались флаги крупнейших держав мира. Подъездная дорожка к нему была чисто выметена, а расположенные по обеим сторонам газоны подстрижены с педантичной аккуратностью.

— Попробуем заглянуть вот сюда, — предложил я, проезжая мимо. По ходу дела я прочитал Пине короткую лекцию о том, как не привлекать к себе внимания посторонних — не давать чаевых больше чем это принято, не обращаться ни к кому без особой нужды или слишком долго объясняться с официантом. На минуту-другую мы остановились у обочины, чтобы Пина могла привести в порядок свою прическу и обтереть салфеткой лицо. После этого мы проехали по дороге на север еще где-то с милю и лишь потом развернулись в обратном направлении. Такой маневр обеспечивал нам при необходимости алиби в том, что мы прибыли сюда именно с севера.