Третья группа коррумпаторов формировалась из числа российских предпринимателей, получивших название «новая буржуазия», или «НЭПманы». В их социальном составе преобладали бывшие служащие торговых и промышленных частных предприятий, мельники, приказчики, т. е. люди, имевшие определенные навыки коммерческой деятельности, а также служащие государственных контор разного уровня, совмещавшие вначале свою официальную службу с нелегальной коммерческой деятельностью. Ряды НЭПманов также пополняли домашние хозяйки, демобилизованные красноармейцы, оказавшиеся на улице после закрытия промышленных предприятий рабочие, «сокращенные» служащие.
Они были сконцентрированы главным образом в сфере мелкого промышленного производства, особенно в отраслях легкой промышленности, производившей потребительские товары. На долю частных заведений здесь приходилось свыше 90 % общего объема производства.[199]
В швейной промышленности их продукция составляла 70 %, в обувной — 70, в пищевой — 27, кожевенной — 27, в производстве стройматериалов — 26 %.[200] Предпринимателей, использовавших наемный труд, было крайне мало — 0,7 % от общей численности городского населения. Их доходы были в десятки раз выше, чем у рядовых граждан.[201]По своему политическому, социальному и экономическому положению представители этого слоя резко отличались от прочего населения страны. В Конституции РСФСР было определено, что лица, использующие наемный труд или живущие на нетрудовые доходы, а также занимающиеся частной торговлей и посредничеством лишались избирательных прав, не призывались на службу в армию, не были членами профсоюзов и не занимали должности в государственном аппарате, были лишены политических свобод.
По уровню культуры и образования НЭПманы мало отличалась от остального населения. Сведения об уровне образования предпринимателей фрагментарны. С уверенностью можно сказать лишь о том, что владельцы промышленных и торговых предприятий были в состоянии довольно грамотно заполнять анкеты и декларации и составлять балансы предприятий.
Первоначальное накопление частного капитала, нигде и никогда не отличавшееся особой нравственной чистотой, в специфических условиях советской России 20-х годов происходило совсем уж хищнически. Авантюризм и тяга к разного рода махинациям порождали в предпринимательской среде постоянную необходимость «договариваться» с помощью взяток с работниками государственных и хозяйственных структур относительно получения товаров, с фининспекторами — о размере налогов, с работниками банков — о кредитах. Анализируя методы и способы первоначального накопления частного капитала третьей группой, известный советский экономист Ю. Ларин, рассмотрев фактический материал начала 20-х гг., пришел к выводу, что «история буржуазного накопления в СССР в первый его период есть… прежде всего история буржуазного воровства в разных видах и формах. И уже затем начинается буржуазное накопление обычного типа».[202]
К началу НЭПа, по его мнению, у новой буржуазии своих средств было менее 150 млн. рублей золотом.[203] Это все, что осталось у нее после конфискаций 1917–1919 гг., и то, что она сумела накопить во время военного коммунизма путем спекуляции «обесценивающимися бумажками разных наименований» и немногочисленной валютой, а также за счет получения доходов от «частного финансирования мешочничества». Поэтому она старалась «приложить все свое уменье, весь свой ум», используя продажность служащих советского и хозяйственного аппарата, чтобы «хищнически и нелегально» приобретать материальные средства за счет государства. «Производство (промышленное) осталось в наших руках, а производство сельскохозяйственное в руках крестьян, но рыночная связь между разными частями хозяйства (и нередко даже между государственными предприятиями) оказалась в руках буржуазии. За это она себя щедро вознаградила (в порядке легального и нелегального использования госфондов и госкредита), а для нас это было платой за науку». «Плата за науку» оказалась непомерно высокой для нашей страны, и только «потери промышленности за 1921–1922 гг. определялись в пределах… 150–200 млн. рублей золотом».[204] Потери же государства в период «разбазаривания», по оценке Ю. Ларина, составили приблизительно 350 млн. рублей золотом.[205]