За звонками, слезами, курением и самокопанием прошло минут сорок. Набираюсь смелости вернуться в здание. Невролог и медсестра там, где я их оставил. С места не сошли. Ждут меня.
«Извините, пожалуйста, – бормочу я. – Я думал, вы пока чем-то другим занимаетесь».
«Честное слово, ничего страшного, – улыбается невролог и уже более требовательно продолжает, – вы приняли решение?»
Я говорю им, что сделаю люмбальную пункцию. Он удовлетворенно кивает. Все уже подготовлено, они не хотят рисковать. Через несколько минут я уже лежу на кровати в позе эмбриона в больничном халате с открытой спиной, и мне вводят местный наркоз. Это происходит прямо сейчас. Я изо всех сил напускаю на себя равнодушный вид.
Со мной было не как с Майком. Мне даже не особенно больно из-за наркоза, который мне сделали, а Майку было больно. Я чувствую только, как входит большая игла. Чувствую ее внутри. В моем позвоночнике. Странное чувство. У меня берут немного жидкости и обрабатывают прокол. Это все. Они спешат отправить жидкость на исследование, а я остаюсь один, все еще свернувшись в позе эмбриона. Я плотнее закутываюсь в одеяло и прижимаю его к подбородку так, что побелели костяшки пальцев. Думаю о Майке, о том, как он прошел через это, и понимаю, что он, должно быть, чувствовал в то время. Это долгое путешествие, путешествие, в которое он отправил меня, закончилось на том, что мне выпало получить тот же опыт. Круг замкнулся. Понимаю, что, может быть, через несколько минут меня отправят на срочную операцию на мозге с неизвестным исходом. Но сейчас я растворяюсь в воспоминаниях. О Майке. О нас.
Отпускаю их.
Плачу.
Рыдаю как ребенок.
Через двадцать минут результаты готовы. У меня в спинномозговой жидкости нет крови. Я в порядке и мне безопасно лететь домой.
Прощание
Майку стало резко хуже после Рождества. Он стал слабеть, боль в плече усилилась. Оставаться без маски стало много труднее, даже на совсем короткое время. Мы пытались просунуть сбоку маски соломинку, чтобы он мог хотя бы пить. Он все еще получал удовольствие от вкуса и любил холодный кофе. Но ему не хватало жидкости.
И от этого он слабел.
Зависимость от маски, хотя и была обусловлена жизненно важной необходимостью, имела пагубные последствия. Чтобы прокладка оставалась герметичной, я каждые несколько дней брил Майка. Но вокруг рта скапливалась влага, а сбрить все появляющиеся волосы бывало непросто, и в результате Майк получил инфекцию. Ему были нужны противовоспалительные для руки и плеча… Ему была нужна жидкость… Ему были нужны антибиотики.
Пропить курс «Ибупрофена» нормальным образом он не мог, потому что не мог глотать. Может быть, ему с трудом удалось бы проглотить детский «Ибупрофен», но этот вариант тоже исключался из-за содержащегося там сахара. С сахаром его организм не справился бы. Мы рассматривали как вариант свечи. Это весьма эффективный способ введения лекарства. Врач Майка сказал нам, что свечи по рецепту у нас в стране не продают. Я поговорил со своей двоюродной сестрой Рейчел, которая живет во Франции, и она была потрясена. Сама она могла просто пойти в аптеку и свободно купить практически любые лекарства в виде свечей. Но после того, как мы поговорили с врачом в хосписе, выяснилось, что получить свечи все-таки возможно. Нам в очередной раз пришлось побегать, чтобы достать необходимое.
Зато свечи помогли! Ненадолго…
Больше тревожил недостаток жидкости в организме. У Майка в шее не осталось (или почти не осталось) сил. Его голова падала на бок, и ее приходилось постоянно поддерживать множеством подушек. Поднимать и регулировать его кресло несколько раз в час стало еще сложнее, Лоре нужно было держать его за голову, пока я поднимал его. Носить шейный бандаж он бы не смог, тот душил бы его и раздражал кожу. И это повлияло бы на маску. Ему нужна была жидкость.
Я просил врача срочно поставить ему капельницу с физраствором для внутривенного введения жидкости. Врач сопротивлялся этой идее. Казалось, врачи считали, что дни Майка все равно сочтены и нет смысла продлевать его страдания. Предполагалось, что мы должны дать ему достойно уйти из жизни. Нет. Нет и еще раз нет. Майк мучался от жажды. Аппарат для дыхания тоже осушал его, он страдал от сухости в горле. Ему просто нужна была жидкость. Мы втирали ему в губы маленькие кубики замороженного кофе, чтобы дать ему хоть немного влаги.
Наконец медсестра принесла антибиотик от инфекции. Хотя нам казалось, что будет непросто найти у Майка неразрушенную жизнеспособную вену, ей все-таки удалось вставить канюлю. Как только в кровь Майка начала поступать жидкость, он заметно оживился. Это работало! Я опять спросил, нельзя ли, раз канюля уже вставлена, ввести после антибиотика физраствор. У медсестры была капельница с физраствором в машине, но без разрешения врача она не могла ее употребить. Я снова повторил тот же разговор с врачом.