Вдаль и вдаль ведут дороги. Путешествие двух братьев

Майк обратился к интернету, с его легкодоступными и очень сомнительными в плане безопасности методами самодиагностики, и, за неимением никакого профессионального мнения, заподозрил у себя болезнь Лайма.

Либо это, либо такие странные косвенные последствия перенесенного год назад гриппа. А на следующей неделе…

– Я думаю, это может быть рассеянный склероз, – сказал он мне по телефону. Я в это время работал в Лондоне.

– Это не рассеянный склероз, Майк, – сказал я.

– Я думаю, возможно, он. Симптомы те же.

– Это не рассеянный склероз, – повторил я. В голосе Майка был слышен испуг.

Наш хороший друг, фотограф по имени Кит, умер от рассеянного склероза за несколько лет до того. Мы знали не понаслышке, через что он прошел, так что я понимал, что Майку страшно. Я сказал Майку, что даже если это рассеянный склероз (а это не он – я уверен, что у Майка не такие симптомы, как были у Кита), мы с ним справимся. С ним справляются. От него есть хорошее лечение. От него есть лекарства. Не всегда это смертельное заболевание. Я сказал, что все будет хорошо. Даже если это рассеянный склероз (а это не он), Майк получит все существующие от него таблетки. Это будет не раз плюнуть, но он не умрет. «Все будет нормально», – сказал я ему.

Сказать-то сказал, но, думаю, в глубине души я тоже встревожился. И, конечно, в то время я стал более заботлив по отношению к нему, хотя и на подсознательном уровне. Незадолго до этого он приезжал ко мне в Лондон, и мы пошли выпить с друзьями. Обычно Майк стоял у барной стойки, заглатывая шоты (как в Авориазе), пока не напьется в стельку. Теперь же он тихонько сидел в уголке и едва пригубил выпивку. Он чувствовал странную слабость в ногах.

«Я пойду домой с Майком», – сказал я остальным. И – спасибо им за это – они собрались и ушли с нами. Думаю, это было впервые, когда я по-настоящему почувствовал желание защитить его. В Авориазе я помогал ему подняться на ноги, но это было другое. Что-то было не так.

«Мы справимся», – пообещал я ему. Да, мы. Я буду рядом, чтобы его поддержать. Будь он проклят, рассеянный склероз.

Конечно, это не был рассеянный склероз.

Лечащий врач Майка прочел ему вслух письмо от невролога, у которого Майк обследовался. Да, именно так. Просто прочел вслух. Я даже не думаю, что он озаботился прочесть его предварительно самому.

«О, – сказал он с явным удивлением. – Здесь говорится, что у вас болезнь моторных нейронов».

Вот спасибо. Можно было ожидать, что в такой ситуации невролог сообщит диагноз лично или хотя бы напишет письмо самому Майку, а не его лечащему врачу. Или ожидать, что кто-то хорошо подготовленный, возможно, узкий специалист по этому вопросу, захочет преподнести такую новость со всей деликатностью и присутствовать при этом, чтобы ответить на множество неизбежных вопросов. Но нет. Все что получил Майк – неуклюжее и бездумное уведомление, как будто ему между прочим сказали, что завтра возможен дождь.

Майк позвонил мне рассказать новости:

– Еще не подтвердилось, но… в общем… Мне сказали, и я скажу тебе. Погугли, но не загугливайся.

– Моторных чего?

– Не провались в кроличью нору, когда будешь об этом читать, – картинка не из приятных.

Я кинулся к «Гуглу» и стал читать.

Это было ужасно. Ужасно до отчаяния.

Я был сражен. Неужели еще недавно мы думали: «Все что угодно, только не рассеянный склероз»?

Значит, болезнь моторных нейронов.

Майк был в полной жопе, и эта чудовищная реальность меня сразила. Я оцепенел. Вот что это значит. Еще два или три года Майка. Я думал: «Я не хочу этого дерьма. Не хочу этого дерьма в своей жизни, но оно уже в моей жизни. И оно изменит – уже изменило – всю жизнь».

Этот диагноз в одно мгновение разрушил все. Он был правдой, и ничто в моей жизни не готовило меня к тому, что случилось. Я выпал из жизни, был в ужасе, на грани, постоянно был готов расплакаться, злился и просто не мог быть более потерянным.

Думал: «Это должен быть я, я хочу, чтобы это был я» – и эти слова постоянно крутились в моих мыслях. «Это неправда, но я точно не хочу, чтобы это был Майк».

Я сел в поезд, чтобы ехать домой, как в тумане, в вихре разрушающих меня эмоций. Сердце в груди бешено колотилось, а дыхание застревало в горле. Я не верил, что это происходит.

Со мной. С нами.

С моим дорогим, дорогим и прекрасным братом.

Позже в тот же день, 5 апреля 2012 года, в 18:12 вечера мы с Майком вдвоем стояли на подъездной дорожке перед моим домом. Остальные члены семьи – папа, мама, Лаура, Эдан и Стори – только что ушли после необычно сдержанной, очень «английской» светской беседы на удобные темы. Говорили практически обо всем, но только не о слоне в комнате – диагнозе Майка.